– Каждый раз, закуривая сигарету, ты будешь думать обо мне, – со смехом сказала она, положив зажигалку ему на ладонь. Классическая тактика Амелии – вроде бы интимный и сердечный жест, но в то же время отрицающий все личное. Просто платонический подарок другу.
По правде говоря, Том никогда не был заядлым курильщиком, но теперь сигареты казались ему необходимыми знаками препинания, хоть как-то разделявшими его неотличимые друг от друга дни. Все двадцать лет своей шпионской работы он носил их с собой для пользы дела: с их помощью можно было завязать разговор; закурив предложенную сигарету, агент расслаблялся и чувствовал себя в своей тарелке. Сейчас они стали неотъемлемой частью его одинокой жизни. Как следствие, он чувствовал себя не в форме и тратил больше денег. Почти каждое утро Том просыпался с диким кашлем, который выворачивал его наизнанку, – и тут же тянулся за новой порцией никотина, без которой не мог начать день. Вскоре он обнаружил, что не может существовать без сигарет.
Том находился в том возрасте, который один из его коллег как-то назвал «ничейной полосой» – начало «средних лет». Он все еще переживал последствия большого взрыва, которым окончилась его карьера, и развалившегося в конце концов брака. На Рождество его жена Клэр все же подала на развод и начала новую жизнь со своим любовником Ричардом Куинном, дважды разведенным инвестором хедж-фонда, Питером Пэном с домом за четырнадцать миллионов в Примроуз-Хилл и тремя сыновьями-подростками. Том не жалел о разрыве и не завидовал Клэр, которая существенно улучшила свое социальное и материальное положение; он скорее чувствовал облегчение, что освободился от отношений, не приносивших особой радости ни ей, ни ему. Он надеялся, что Дик-Супершланг – так он любовно называл про себя Ричарда – даст Клэр то счастье, о котором она так мечтала. Быть замужем за шпионом, сказала она как-то раз, – это все равно что быть замужем за половиной человека. В ее глазах Том и физически, и эмоционально отделился от нее много лет назад.
Еще глоток эля. Это была вторая пинта за вечер, и, в отличие от первой, она вызвала в нем приступ сентиментальности. Том выкинул окурок на улицу и достал свой айфон. Зеленый значок «Сообщения» не показывал ничего нового – как и значок «Почта». Кроссворд из The Times был окончен полчаса назад, а книгу, которую он в данный момент читал – Джулиан Барнс, «Предчувствие конца», – Том оставил дома на кухонном столе. Делать было нечего – только пить эль и глазеть на пустую улицу. Иногда мимо проезжала машина или неторопливо проходил какой-нибудь местный с собачкой на поводке, но в целом Лондон был как-то на удивление тих. Это было все равно что слушать шум города в наушниках. Странная тишина только усиливала беспокойство Тома. Он не любил жалеть себя и не имел к этому склонности, но ему ужасно не хотелось проводить вечер за вечером в дорогом пабе в Вест-Энде, попивая эль на террасе в полном одиночестве и ожидая, когда же Амелия Левен вернет его на работу. Расследование по делу «свидетеля Х» серьезно затянулось; Том находился в подвешенном состоянии уже два года, не зная, снимут ли с него все обвинения или сделают козлом отпущения. Не считая трехнедельной операции по спасению сына Амелии, Франсуа, прошлым летом и месячного контракта с фирмой в Мейфэре, специализирующейся на промышленном шпионаже, все это время он был вне игры. И это было слишком долго. Том хотел вернуться к работе. Он хотел снова быть шпионом.
Экран телефона – о чудо – вдруг засветился. «Амелия Л3». Это был словно знак от Бога, в которого Том пока еще время от времени верил. Он ответил сразу же:
– Вспомни о черте…
– Том?
Он сразу же понял: что-то случилось. Вместо привычного уверенного властного голоса – растерянный дрожащий полушепот. Амелия позвонила со своего личного телефона, а не с городского или зашифрованного служебного. Значит, дело было частное. Сначала Том решил, что происшествие связано с Франсуа или что муж Амелии Жиль погиб в автокатастрофе.
– Пол…
Он ощутил мгновенный прилив раздражения. Амелия могла иметь в виду только Пола Уоллингера.
– Что случилось? С ним все в порядке?
– Его убили.
Глава 4
На Холланд-Парк-авеню Том поймал кеб и уже через двадцать минут подъехал к дому Амелии в Челси. Он собирался нажать на кнопку звонка, как вдруг осознание того, что Уоллингера больше нет, накрыло его, словно волной. Они одновременно поступили на службу в МИ-6, параллельно получали повышения и новые звания, молодые, быстрые, амбициозные. Расстановка сил в мире после холодной войны изменилась. Уоллингер, арабист, на девять лет старше Тома, служил в Каире, Эр-Рияде, Тегеране и Дамаске. Потом Амелия назначила его на очень ответственную должность в Турции. Карьера Тома, младшего брата, развивалась почти синхронно, но была скромнее – он работал в Найроби, Багдаде, Иерусалиме и Кабуле. Шли годы. Глядя вниз, на Маркхэм-стрит, Том вспомнил тридцатичетырехлетнего вундеркинда, с которым он впервые столкнулся на тренинге для новобранцев осенью 1990 года… высокие баллы Уоллингера, его интеллект, его амбиции… Он всегда шел впереди Тома.
Однако Том примчался сюда не по служебной надобности – не для того, чтобы дать Амелии совет, как поступить в сложной ситуации, вызванной неожиданной смертью Пола, и разработать новую стратегию. Он приехал сюда в качестве ее друга. Томас Келл был одним их тех немногих сотрудников разведывательной службы, кто знал правду об отношениях Амелии Левен и Пола Уоллингера. Они были любовниками много лет; их роман, завязавшийся в конце девяностых, то прекращался, то разгорался с новой силой. Пол женился, Амелия вышла замуж, потом стала главой МИ-6, но их связь продолжалась.
Том позвонил и помахал рукой в камеру. Замок зажужжал, и дверь открылась. Охраны в атриуме не было, как и дежурного офицера. Вероятно, Амелия убедила его уйти домой пораньше и отдохнуть. Как главе МИ-6, ей полагалась служебная квартира, но Амелия предпочла жить в доме мужа. Том подумал, что вряд ли Жиль Левен сейчас дома. В последнее время они с Амелией почти не жили вместе. Жиль предпочитал дом Амелии в Чок-Биссет или разъезжал по разным странам, отслеживая запутанные ветви своего родословного древа. Это хобби заносило его в такие отдаленные уголки земли, как Кейптаун, Новая Англия или Украина.
– От тебя несет куревом, – сказала Амелия, открыв дверь.
Она жестом пригласила Тома войти и подставила для поцелуя гладкую бледную щеку. На ней были джинсы, свободный кашемировый свитер и носки. Глаза у Амелии были ясные и блестящие, но Том заподозрил, что недавно она все-таки плакала – кожа еще хранила следы слез.
– Жиль дома?
Амелия посмотрела на него и тут же отвела взгляд, как будто решая, ответить правду или нет.
– Мы решили попробовать пожить отдельно.
– О господи. Мне очень жаль.
Эта новость произвела на Тома двоякое впечатление. С одной стороны, ему было жаль Амелию, которой предстояло пройти через агонию развода, но тем не менее он был рад, что она наконец избавилась от Жиля, человека настолько скучного, что в коридорах Воксхолл-Кросс его прозвали Кома. Они поженились прежде всего потому, что брак был выгоден им обоим: Амелии нужен был преданный, но скромный и незаметный муж с большими деньгами, который не стал бы мешать ее продвижению наверх, а Жиль взамен получил «призовую» жену и доступ в высшее общество Лондона. Как и Том с Клэр, они не могли иметь детей. Видимо, внезапное появление в жизни Амелии ее сына Франсуа полтора года назад стало последней каплей, и отношения Жиля и Амелии разладились окончательно.
