Он постоял в коридоре еще несколько минут. Реальной возможности попасть в квартиру Сесилии в эту ночь не было. Ни единого шанса. И вряд ли такой шанс появится в ближайшие несколько дней. Пусть с камерой разбирается Эльза, Хэйдок, Загреб… кто угодно.
Том достал из кармана карту-ключ от номера, открыл дверь, включил свет и взял из мини-бара две миниатюрные бутылочки Famous Grouse. За пятнадцать минут он написал отчет с грифом «совершенно секретно», сообщая о смерти Шандор, и послал его зашифрованной телеграммой в Лондон. Затем он залез в свою личную почту и настрочил послание Рэйчел.
«Вылетаю из Берлина завтра первым утренним рейсом. Буду к полудню. Отмени все планы. Поужинай со мной».
Глава 34
В Стамбуле ничего не изменилось с тех пор, когда Том из него уезжал. Жара, толпы людей, мертвые пробки, смог, линия горизонта, закрытая минаретами и высотными зданиями. Но в чем-то город все же стал иным. Теперь это была невидимая чашка Петри, в которой командой специалистов Секретная разведывательная служба из Турции и Лондона тщательно изучалось и анализировалось каждое движение, каждая деталь поведения Райана Клекнера. По дороге из аэропорта имени Сабихи Гёкчен Том попросил водителя такси проехать мимо дома Клекнера. Команда наружного наблюдения была уже на посту: мужчина и женщина в кафе Starbucks в квартале от входа в здание и два юных британца-азиата в микроавтобусе, припаркованном через дорогу. Каждые полчаса Том получал обновленную информацию о передвижениях объекта.
Абакус проснулся рано, сходил в спортзал, вернулся домой пообедать и в данный момент находился наверху, в кухне, читал книгу в бумажной обложке, название которой определить не удалось. Как и обещала Амелия, резиденция Клекнера, маршруты, по которым он ездил на работу, его любимые рестораны, спортзал и машина были напичканы таким количеством камер, что они могли запечатлеть буквально любое мгновение его жизни. За ним следили в трамваях, поездах и на паромах. Турецкий источник, работающий в американском консульстве техником по обслуживанию компьютеров, обеспечивал станцию МИ-6 регулярными отчетами о рабочем расписании Клекнера, его настроении и рутинных действиях. Если бы какой-либо элемент операции был случайно раскрыт, МИ-6 могла бы спокойно отрицать свое участие. Да этого бы и не понадобилось: Клекнер, скорее всего, решил бы, что его взяли под наблюдение турецкие спецслужбы, и сообщил бы об этом главе станции ЦРУ.
По пути в Дубровник Том поговорил с Амелией, и она согласилась, что Загреб/3 должен разобраться со смертью Шандор и провести неделю на Лопуде, щедро рассыпая по хорватским карманам евро. «Ты нужен мне в Турции», – сказала Амелия, и Том с радостью изъявил свою готовность приступить к работе.
Однако Рэйчел заставила его подождать. Том попытался напроситься на – как он это образно и весьма лицемерно назвал – «чашку чая» у нее дома, но она довольно прохладно сообщила, что будет «занята до ужина», и предложила встретиться в девять вечера в рыбном ресторане в Бебеке. «Вам нужно проявить терпение, мистер Келл», – написала она, но добавила в СМС «поцелуйчиков». Том зарегистрировался в Georges Hotel на улице Сердар-и-Екрем и решил убить время за чтением какого-то романа. В конце концов он поймал себя на том, что пялится на первую страницу первой главы уже пятнадцать минут, но тут небеса раскрылись и Рэйчел смилостивилась над несчастным страдальцем.
«Хм. Только что нашла бутылку водки в морозилке. И даже два стакана. Может, выпить здесь перед ужином?..»
Он был возле ее дома через полчаса.
Рэйчел оставила ключ под ковриком. Том открыл парадную дверь и вошел внутрь. На первом этаже было пусто. Ни единого звука, не считая шороха волн и монотонного гудения посудомоечной машины в кухне. Том снял ботинки и носки и оставил их возле двери. Кондиционер приятно холодил кожу. Он поднялся наверх и остановился на площадке второго этажа.
Дверь одной из спален была открыта. В отражении зеркала Том увидел обнаженную Рэйчел. Она лежала на диване, подперев голову подушками. Ее прекрасное тело было словно выставлено напоказ специально для него. Он стащил с себя рубашку и двинулся к ней. Ее темные глаза, не отрываясь, следили за тем, как он подходил.
Они провели в постели больше трех часов. Только позже Том осознал, что они практически дословно воспроизвели сцену из письма Пола к Сесилии. «…Как ты оставила для меня ключи от своего дома снаружи, я вошел, и ты ждала меня. Наверное, никогда ты не выглядела такой прекрасной, как в тот день… Тогда я не хотел торопиться. Я сходил по тебе с ума…» Он не знал – да и не стал спрашивать, разумеется, – поняла ли Рэйчел это тоже.
На закате они вместе приняли ванну, а потом не торопясь отправились прогуляться по западному побережью Босфора. Рэйчел забронировала столик в ресторане, и они заказали мезе и сибаса на гриле. Горели свечи, и с того места, где они сидели, открывался чарующий вид на море и на Азию, лежавшую на другой стороне. Этот восторг воссоединения что-то изменил между ними, возникла связь, которую, казалось, можно было потрогать. В душе Тома царили мир и покой. Она была всем, чего он хотел. Его изумляло, с какой готовностью, даже беззаботностью, его сердце полностью растаяло в ее руках.
– Я хотела тебя спросить о стольких вещах, – сказала она и макнула кусочек хлеба в белую чашку с соусом цацики. – У меня такое ощущение, как будто я о тебе ничего не знаю. Когда мы познакомились, говорила только я. Ну, например… что ты любишь?
– Что я люблю?
Задавал ли ему хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь такой вопрос? Том в этом сомневался. Он ответил ей – так откровенно и подробно, как никогда раньше, и их беседа то и дело убегала в совершенно неожиданных направлениях – они обсуждали односолодовый виски, Ричарда Йейтса, крикет, сериал «Во все тяжкие»… Том знал, что таким образом Рэйчел его изучает, потому что человек больше всего раскрывается в своих пристрастиях. Долгие годы в своих же собственных интересах ему было выгодно оставаться «непрозрачным» – шпион должен скрывать свое настоящее «я» – не только для агентов и коллег, но и для Клэр, своей жены, женщины, с которой он прожил большую часть взрослой жизни. Возможно, он был загадкой даже для себя самого. Но с Рэйчел, как бы абсурдно это ни звучало после столь короткого знакомства, он чувствовал себя так, будто его кто-то знает. И в то же время он давно уже не ощущал такой зыбкости, неустойчивости, беззащитности… Он был во власти другого человека. Неужели Пол чувствовал то же самое с Сесилией? Украла ли она сердце его друга так же просто, как Рэйчел в данную минуту отнимала его собственное? Возможно, они были одной крови, одной породы – мужчины, которые смогли противостоять ИРА и «Талибану», но не способные контролировать такую простую вещь, как свои чувства?
– Расскажи мне о Берлине, – попросила Рэйчел, разливая по бокалам остатки вина.
– Я не был в Берлине, – сказал Том.
Ее лицо не изменилось.
– А где ты был?
– На Лопуде.
Рэйчел откинулась на спинку стула и потянула за собой бокал. Он балансировал на самом краешке стола, и Том подумал, что бокал вот-вот разобьется и осколки разлетятся во все стороны.
