Ощущая подступающий страх, она разбирала заунывные слова на старом, священном языке.
…Раскрой глаза, о Змей, насыться кровью, пей лунный свет. Приди из глубин вечного мрака, пожри души и тела врагов наших. Огнь, что вечно горит на алтаре Черной Хозяйки, да узрят твои очи.
Голос произносил незнакомые, даже не по-людски звучащие слова, имена, от звуков которых мороз пробегал по коже.
Чьи это тени скользят по полу, чье дыхание колеблет воздух, шевелящий волосы?
О великий Шэтт, знай – мы верим в тебя, мы тебя ждем… Прими же в дар нашу кровь… Gfy ' Rt ' aa – Zzzahh !!! Mawax! Ilka ' qoo! Xllaaa! Urtkjanf!
Руки, протянутые к идолу… Силуэт ножа…
Что это шипит во мраке? Или ей кажется?
Как во сне подалась она назад, шепча молитвы Тиамат, осторожно, легко касаясь босыми подошвами шероховатых плит, вернулась в главный зал и полезла наверх. Когда она открывала люк, кинжал выскользнул вдруг из ладони, но предусмотрительно надетый на запястье темляк не дал ему упасть.
С бешено бьющимся сердцем выползла она на крышу, втянула веревку, привстала… И ее повело в сторону.
О, как не вовремя! Действие треклятого порошка проходит, и начинается отходняк – как колдунчик и предупреждал!
Кое-как задвинув ставень, она поползла на четвереньках к краю кровли, закрепила крюк…
И вдруг непонятная слабость пронзила ее, заставив онеметь ладони… Именно в момент, когда она висела на руках, нашаривая кончиками пальцев ног выступы стены.
* * *
Они стояли молча, инстинктивно вжимаясь в стену при каждом постороннем звуке.
Торнана слегка знобило, и не от ночного холодка, скорее – от не отпускавшей тревоги. В который раз он подумал, что надо было ему пойти с Мариссой – или вообще одному. Но, увы, скалолаз из него известно какой: это было как раз то, чего он делать почти не умел.
Да, тревожно. А вот Чикко хоть бы что.
Торнан оглянулся на своего приятеля. Тот стоял в тени, почти незаметный, слившись с окружающим мраком. Лишь белки его странных светлых глаз слегка фосфоресцировали в лунном свете.
«Чушок белоглазый» – так называл его один головорез в Сираксе. Он вроде потом отравился устрицами…
Устрицами ли?
Торнан внезапно ощутил нарастающую тревогу. Что, если… Да, конечно, Чикко как будто простил Мариссу. Но ведь известно – дикари, те же борандийцы, способны так же легко простить, как и затаить месть до удобного случая. А уж что до изощренности и неожиданности мести, как и ее жестокости, – так куда там до них цивилизованному человеку!
Чикко ведь мастер ядов… Кто поручится, что сейчас Марисса не корчится в муках внутри этого каменного ящика, захлебываясь кровавой рвотой, съев то самое зелье якобы для ночного зрения?
Или того хуже – не лежит парализованная, замурованная в своем омертвевшем теле, чувствуя, как медленно, по капле уходит из нее остаток жизни?
Он еще раз внимательно посмотрел на приятеля. Тот по-прежнему стоял молча, к чему-то прислушиваясь. Лишь подобие легкой улыбки, казалось, играло на его тонких бескровных губах. Со стороны – мелкий невидный человечишка, ничем, кроме баб, в жизни, по большому счету, не интересующийся – и не скажешь, что знается с тайными силами. И совсем не опасный на вид…
Так же, как кажется неопасным по сравнению с мечом или палашом короткий, носимый в рукаве ножик, в честь которого его приятель получил свою кличку. До того самого момента, как этот маленький нож не воткнется тебе в печень или не перехватит горло в обманчиво легком движении.
Тревога в душе анта нарастала. В сущности, много ли он знает о Чикко? Ведь до того, как их пути пересеклись в славном городе Сираксе, фомор, должно быть, немало побродил по свету.
Он ведь почти ничего о себе не рассказывал – ни что он делал до встречи с Торнаном и его шайкой, ни о том, например, где нахватался всех этих темных знаний и всяких ученых слов, которые даже их полковой маг (пусть и недоучка, но настоящий маг с грамотой) и выговорить не мог без ошибки. И откуда на его запястьях следы от кандалов – ведь чародеев не отправляют в рудники? Кстати, Торнан ведь так и не удосужился спросить: за что он угодил в Кардирг?…
А ведь случись чего с Мариссой, он даже не узнает, как и почему…
Ну, слава всем богам! Вниз почти бесшумно упала веревка, а затем над коньком крыши появилась пара ног.
Вот Марисса повисла над пустотой, на самом верху древнего сооружения.
Торнан укорил себя: хуже нет подозревать в предательстве товарища по оружию. Должно быть, какой-то ночной лярв, мелкий демон, пытался смутить его душу…
О нет, только не это!!!
Марисса внезапно забарахталась, задергалась там вверху, как паяц в ярмарочном балагане, и рухнула вниз.
Торнан на своем опыте убедился лишний раз, что в такие мгновения человек может думать очень быстро и о многом. Он тоже успел подумать о многом.
О том, что упавший с такой высоты обречен – один шанс из тысячи, что Марисса останется жива, да и то только затем, чтобы всю жизнь лежать пластом и ходить под себя. О том, что он вытрясет-таки из фомора правду. Что теперь он не сможет взглянуть Анизе в глаза. Еще он проклял дурацкую палку, жрецов и все на свете…
Не успел он только одного: удивиться, когда Чикко стремительно скользнул вперед, воздев руки над головой и что-то выкрикнув – и крик его слился с криком падающей Мариссы.
А потом пролетевшая уже две трети расстояния девушка вдруг замедлила свой путь к смерти и почти плавно приземлилась.
Взвыв, она скорчилась, держась за левое колено – все же неведомой магии не удалось погасить полностью силу удара. А Чикко, сделав несколько шагов в ее сторону, вдруг рухнул на колени. Призрачный ореол на миг окутал его и сразу исчез.
Торнан растерянно смотрел то на дрожащего шамана, пытающегося и не могущего подняться, то на свернувшуюся калачиком девушку, тихо постанывающую и бранящуюся сквозь зубы.
А потом стало не до растерянности: из переулка донеслись топот сапог и лязг оружия. Стража не дремала, и крики были услышаны.
Подбежавшая на непонятный шум четверка блюстителей порядка обнаружила у храма Тарке странную компанию. Два сильно поддавших чужеземца, здоровенный мужик и какой-то недоросток, пошатываясь, брели куда-то в обнимку с пьяной до синевы полураздетой девкой.
– О-о, – прорычал здоровяк, – достопочтенные стражи!!! Выпейте за наше здоровье! – И, отпустив девчонку – она чуть не упала, столько вылакала, видать, – протянул им руки. В одной была фляга с чем-то булькающим, в другой – несколько серебряных монет.
– Тьфу, чужаки бесстыжие! – сплюнул старший, немолодой упитанный капрал, чьи полные губы и кучерявые жесткие волосы изобличали в нем потомка суртиан. – Другого места не нашли? Не видите, что ли, – храм?! Ладно, пошли, ребята, пусть их…
