Больше слов у него не было. Город в самом сердце гор, да еще такой большой… А ведь и в самом деле – большой. Не такой как Корг и Сиракс, или даже Алавар Тысячебашенный. Но все равно – если бы он стоял в любом конец Логрии, то слава о нем простиралась бы на множество дней пути.
– Кто тут, интересно, жил раньше? – подала голос Марисса.
– Кто ж знает?
– Может, цферги?
– Цферги вроде под землей жили… если жили, – уточнил Торнан.
– Да, а городок-то был приличный, – с сожалением произнес маг, оглядывая руины. Может, пошерстим – глядишь чего найдем?
– Если я хоть что-то понимаю в развалинах, – сказалла Марисса, – то тут лет за тысячу до нас уже все вышерстили. И вообще времени нет. А кроме того, в таких вот развалинах нечисть с нежитью и заводится.
– Если тут нечисть и была, то вся померзла невесть когда… Да и потом – нечисть, как старики говорят, все больше к людям льнет. Как нелюдям без людей, так и людям без нелюдей тяжеловато, – усмехнулся фомор.
– А цверги твои – не нечисть?
– Цверги все вымерли, говорю. А если и остались – то не нечисть. Они людям сродни были… У них тут царство было, в пещерах. Города подземные, шахты, переходы…
– А я слышала, цверги были ящерами, только с мыслью и речью. Глаза у них были большие, в темноте видели, и чешуей покрыты…
На этом разговор окончился, и они двинулись дальше, оставив пустой мертвый город позади.
А через несколько сотен шагов наткнулись на караван…
Может быть это был караван беженцев, искавших тут спасения, может быть – просто путники, которых неотложная надобность заставила двинуться через горы.
Но что бы они не искали в пути, а нашли смерть. Вернее – смерть их сама нашла по своему обыкновению.
Спускавшийся в междугорье ледниковый язык рассыпался внизу глыбами, и обнажив скрытое подо льдом, дал возможность троим друзьям увидеть след много лет – или даже столетий назад происшедшей здесь маленькой трагедии.
Несколько лошадей, изломанных, раздавленных, словно мыши, с которыми вдоволь поиграла кошка величиной с кита.
Чеверо мужчин в пластинчатых доспехах поверх тулупов – все крепкие и высокие при жизни, но сейчас странно плоские.
Могучий старик в богатой шубе белого норглингского песца, и высокой бобровой шапке, вмятой в череп; его лицо и борода были залиты кровью и мозгом, вытекшим из пустых глазниц.
И девушка.
Лет пятнадцати, пепельноволосая, в распахнутой горностаевой душегрейке, под которой было затканное золотом длинное платье. Она лежала раскинув руки, и глядела в небо ярко-голубыми глазами. Удар стихии пощадил ее. Лице ее не отражало ни боли ни предсмертного ужаса – лишь удивленная обида: «Почему это со мной случилось?? Я ведь так хотела жить…»
Чикко присел рядом с ней, поднял лежащее на груди массивное золотое ожерелье с разноцветными искрящимися камнями, взвесил, покачав на ладони… и печально улыбнувшись, бросил обратно.
– Покойся с миром, сестра, – пробормотала Марисса, взмахом руки изобразив над телом знак Великой Матери.
– Пойдем побыстрее отседова!
Торнан был склонен одобрить поступок Чикко, хотя нельзя сказать, что демон жадности не шептал ему в уши своих советов.
Нет греха в том, чтобы взять у мертвых то что им не нужно – если это конечно не осквернение могил.
Но зачем им золото в этих ледяных горах? Лишняя тягота для и без того заморенных коней.
Да и неизвестно – возможно Хозяева этих скал не одобрят если забрать у них добычу, которой владеют уже давно.
– Я вспомнила… – сообщила Марисса, когда они проехали с версту…
Есть такое предание, про то, как в Рихейских горах пропал государь Садрикк, и его дочь, спасавшиеся от мятежников. Они ехали навстречу войску, отступившему сюда, чтобы стать во главе его, и вернуть корону.
А без них все разбежались, так что узурпатор усидел на троне, и теперешняя династия происходит от него.
– Когда это было? – спросил Торнан.
– Лет пятьсот назад, или даже больше. Не помню, нам это еще в первых год в школе рассказывали…
И еще говорят, что они не погибли, а спят в пещере, чтобы придти на помощь своему народу, и изгнать злодеев. Как станет невмоготу жить, так начинают вспоминать… Три раза самозванки смуту устраивали.
Торнан равнодушно промолчал: наткнулись они на разгадку той давней трагедии, или это кто-то другой нашел тут вечный покой – так ли это важно?
Но дело явно давнее – горностая в Логрии извели уже лет сто, да и таких доспехов как на расплющенных лавиной воинах Торнану не приходилось видеть даже среди хлама, присылаемого из арсеналов к полковым кузнецам на переделку.
На ночлег они устроились в обнаруженной Чикко пещере.
Хотя в ней не было тепло, но она давала защиту от ветра – и им и коням.
Внутри было старое (очень старое) кострище, и ветхий до невозможности обрывок ткани – люди были тут очень давно.
– Принеси снежку, – попросила Марисса. Не в сухомятку же есть?
Торнан кивнул и вышел наружу, во полутьму, набрать в бурдюк снегу, выбирая плотный слежавшийся наст.
Угасающий закат освещал скальные расселины и воронки. По горным плато гулял ветер, мрак опускался на глетчеры высочайших хребтов, скрывая их серо-зеленый древний лед. С бурдюком в руке Торнан стоял на снежнике, на ветру, и смотрел, как высокогорье тонет в наступающей ночи. Потом Марисса окликнула его и он вернулся в грот.
Они сидели у костра в дымной пещере, ели приготовленный Мариссой ужин, а завернувшийся в шкуру Чикко, хватив из фляжки пару добрых глотков, дремал, тихо посапывая. Дремали и скакуны – Ревун, Мышка и Черныш.
Они сидели вместе с Мариссой в этом подземелье у костра, глядя в опадающие языки пламени, смотрели на огонь, и вполголоса беседовали об опасностях, подстерегающих путников в высокогорье. О метелях, лавинах, туманах, камнепадах, о снежных карнизах, которые перекрывали скальные и ледниковые трещины.
А когда молчали и в убежище становилось так тихо, что они слышали только потрескивание углей, всхрап уснувших конец, и сопение дремлющего Чикко…
Марисса сидела по другую сторону костра. Она задумчиво смотрела в угли, колеблющемся свете костра по лицу девушки пробегали глубокие тени.
– О чем грустишь? – негромко спросил он.
Она вздрогнула, словно от окрика.
– Прости, не могу сказать. Тайна.
– У тебя есть тайны? Великие секреты Богини? – пошутил он.
– У всякого свои тайны, – неопределенно бросила она. Но я свою не выбирала.
– Ну тогда раскрой ее.
– Не могу, – сурово и решительно сообщила она.
