– Давай так, Марго: сейчас сядешь и составишь список самых активных членов, человек двадцать – тридцать, и каждому сформулируешь инициативу, учитывая те мероприятия, которые мы должны тут осуществить. Вот папочка, тут в общих чертах эти мероприятия указаны, начиная с самого масштабного, с проекта железнодорожного узла. Но есть и попроще: благоустройство, наглядная агитация, опрос населения, доведение до его сведения в популярной форме целей и задач. Уверен, что справишься.
Рита кивнула.
На все готова, бедная, подумал Ростислав почти с жалостью.
Он дал Рите заветную папочку, дал бумагу и ручки и усадил за большой обеденный стол в гостиной. Она, маленькая и одинокая за этим огромным столом, выглядела ученицей, оставленной после уроков в пустой школе, это Ростислава дополнительно возбуждало. Сам он в это время что-то смотрел в интернете, кому-то писал, звонил, потом попросил Риту приготовить ланч – тосты с джемом и кофе, она послушно приготовила. Он предложил и ей выпить кофе, она послушно выпила. Ростислав за ланчем расспросил ее о семье, она послушно рассказала: о маме, о папе, о том, что в разводе, что у нее восьмилетний сын Захарка. После этого Рита возобновила работу, а Ростислав, обнаружив в полуподвале комнату с теннисным столом, спросил, не играет ли она, та виновато ответила, что играет, но очень плохо. Ростислав взялся учить – как держать ракетку, как подрезать, как бить, водя при этом ее рукой, стоя за спиной Риты. Она очень старалась.
Сопротивляемость нулевая, исполнительность стопроцентная, размышлял Ростислав, хоть сейчас ее бери, прямо на этом столе, но помедлить, оттянуть все же заманчивее.
Он вернул ее к работе, а сам ходил с телефоном мимо нее, то поднимаясь на второй этаж, то выходя в сад; этим кружением он гасил в себе растущее нетерпение, а еще ему нравилось смотреть, как, в зависимости от света солнца, проникающего через окна гостиной, меняется оттенок волос Риты. Черт побери, думал он, не Светлана, конечно, но красавица! А как освещена! Просто Ван Дейк с Ван Гогом какие-то, честное слово! Он был знаток и любитель живописи – по репродукциям.
А Светлана в это время была с Геннадием. Они сидели в том самом кафе «Летнее», где у Аркадия и Евгения чуть не случилась стычка с местным жителями, кончившаяся, как мы помним, договоренностью о создании народной дружины. На этот раз посетителей не было, Ольга и Сима скучали, издали глядя на Светлану и Геннадия, и, хоть те заказали только чай, не подходили, не предлагали ничего, женским чутьем угадав, что молодым людям мешать не надо.
– Дали задание написать что-нибудь, а писать нечего. Зачем они приехали? Я понимаю, зачем ты приехал, у тебя конкретное дело, проект, а они? – говорила Светлана, думая не о статье, а о том, почему она так быстро почувствовала своим этого человека, настолько своим, что ему можно сказать то, что она не говорила самым близким людям; и тут же она с горечью вспомнила, что близких людей у нее, пожалуй, и нет. Был папа, но это другое. Мама и брат – тоже другое. Одноклассники, сокурсники – все другое, со всеми она чувствовала себя отдельной, не вполне открытой, будто что-то утаивавшей, и это было Светлане неприятно, она подозревала себя в гордыне и недостатке любви к окружающим. Может, она и желанием как-то отомстить за отца загорелась потому, что любила его не так сильно, как любят настоящие дочери, вот и хотела восполнить – хоть так…
– Нет, у нас есть еще специалисты вполне конкретные – по инфраструктуре, по коммуникациям, я с ними общался. А остальные готовят визит, который сюда кто-то нанесет, – говорил Геннадий, думая о том, что красота Светланы не вызывает в нем почему-то естественной мужской жажды, есть в этой красоте что-то одновременно и постороннее, и близкое, сестринское – так в больнице называешь чужую женщину сестрой. Странное сравнение, удивился Геннадий, я ведь совсем не больной, наоборот, очень здоровый.
– Тогда я вообще не буду писать про совещание, а напишу про этот проект, если ты мне расскажешь, – сказала Светлана, думая о том, что ей все равно, о чем будет говорить Геннадий, она просто рада слышать его голос.
И Геннадий начал рассказывать, все больше увлекаясь, Светлана записывала на телефон, поэтому сама не вслушивалась, доверив это технике, только смотрела, чуть прищурившись, как говорит Геннадий, и это даже было интереснее – слушать, не вникая в слова, иногда даже не понимая их. Так слушают музыку, не ища в ней отчетливого разумного смысла.
А Геннадий был рад переключиться на свои любимые темы проектирования и строительства, он все рассказывал и рассказывал, углубляясь в подробности.
Странное дело, им обоим казалось, будто рядом кто-то незримо есть, а именно – Евгений. Слушает, улыбается и словно бы лукаво укоряет: зачем вы теряете время и говорите не о том, о чем хотите? То, что произошло в саду, когда Евгений своими неуместными, но точными словами раскрыл перед ними суть происходящего, не прошло даром. Да, они обычно и нормально общаются, но при этом чувствуют, что как бы немного врут. А врать и Геннадий не любил, и Светлана не любила.
Поэтому Геннадий скомкал финал своего рассказа и без перехода свернул на личное:
– А ты хорошо училась?
– Да. Отличница. Мне легко все давалось.
– Я тоже отличник был. А какие предметы тебе нравились?
– Литература, биология, история. Химия и физика меньше.
– Потому что литература, биология, история – там про человека? Я тоже их любил. Но и физику тоже, и химию, и математику. Там на самом деле тоже про человека, просто по-другому.
– А друзья у тебя были?
– Немного. Один друг на самом деле, старше. Сосед.
– И у меня мало. А книги какие нравятся? Кто любимый писатель?
– А у тебя?
– Я первая спросила.
И они начали наперебой задавать друг другу вопросы о детстве, о родителях, о книгах, о фильмах, взахлеб и с огромным интересом торопясь узнать друг о друге как можно больше.
В какой-то момент Геннадий засмеялся.
– Если бы я говорил, как тот чудак, я бы сказал: Геннадий впервые чувствовал такое влечение к девушке: одна только радость, и ничего лишнего. А еще он испытывал гордость за Светлану, будто в том, что она такая красивая и умная, есть и его заслуга, будто он ее отец, или учитель, или старший брат.
– А Светлана, – подхватила Светлана, – в свою очередь, гордилась тем, что в нашей стране есть такие люди, как Геннадий, умные, красивые, искренние, честные, умеющие делать что-то хорошее и серьезное.
– Геннадию в другой ситуации, с другой девушкой такой разговор показался бы игрой и даже жеманной глупостью, но сейчас он чувствовал, что все серьезно, при этом легко серьезно, не так легко, когда необязательно, а так легко, когда трудно, но ты справляешься, потому что этот труд дается без труда.
– Нет, даже не так, возразила Светлана, – возразила Светлана, – дело не в том, легко или трудно. У каждого человека есть потребность говорить откровенно, но у Светланы с Геннадием было иначе – не потребность, а естественность.
