Конечно, этого она Крамаренко не сказала и сказать не могла, но ей стало жаль этого усталого и озабоченного человека, и она на прощанье утешила:
– Да не журись ты особенно, Прохор Игнатьевич, на самом деле мы же с тобой всегда договоримся.
– Через забор?
– Ну, знаешь, и с забором соседи хорошо живут, и без забора собачатся, – почти поговоркой ответила Марина.
Это утвердило Крамаренко в мысли, что в газете ничего печатать пока не нужно, он позвонил Вагнеру и сказал об этом, а тот передал сотрудникам.
– Люди всё знают, а газета молчит, – осудительно сказал Аркадий.
– Люди никогда ничего точно не знают! – возразил Вагнер. – Они только предполагают. Может, так, а может, и не так. А вот если в газете появится, для них сразу станет так.
– Но оно же так и есть!
– Как оно есть, пока на самом деле неизвестно.
Аркадий замолчал, зная, что Вагнер умеет утопить любую тему такими вот беспредметными разговорами.
Да и не до этого ему было: он смотрел в окно и видел входящую в здание редакции Светлану.
Светлана принесла материал о планах преобразования поселка, которыми поделился с нею Геннадий.
– Вот, – сказала она, положив перед Вагнером флешку, где был текст, который она полдня сочиняла в саду материнского дома, под яблоней, сидя с ноутбуком в старом плетеном кресле.
Вагнер вставил флешку в свой компьютер, начал читать – как всегда, с непроницаемым лицом, чтобы автор ни о чем не догадался.
Светлана налила себе кипятку из редакционного электрического чайника, бросила чайный пакетик и села неподалеку от Аркадия. Аркадий, человек нетерпеливый и прямодушный, тут же задал вопрос, который его волновал:
– У тебя новый друг появился?
– Уже не друг.
– Рассорились?
– Нет. Он мне сделал предложение, я невеста теперь, – улыбнулась Светлана в чашку чая своему подрагивающему отражению.
– Ну-ну, – не поверил Аркадий.
– Я серьезно.
– И я серьезно, – все равно не верил Аркадий.
Светлана не стала убеждать, пила чай. И пила она его с таким удовольствием, с каким этот плохонький чай пить невозможно, если только не добавить варенья или лимона. Именно это, а не слова Светланы или ее многозначительное молчание, заставило Аркадия поверить, что всё – правда.
Ему стало горько, обидно: ведь он чуть не изменил жене, он почти уволился, поругался с Вагнером, он на все был готов ради Светланы, а тут появился залетный москвич – и все? И сразу замуж? Та ли девушка вообще Светлана, какой он себе ее вообразил?
– Яков Матвеевич, у меня статья не на полосу, неужели все еще читаете? – спросила Светлана. Сотрудники переглянулись: они не позволяли себе торопить редактора.
– Давно уже прочитал, – ответил Вагнер. – Просто смотрю, что есть в интернете на эту тему. И ничего не вижу.
– Значит, в государственном масштабе это не такое уж важное событие.
– Да? Строительство узла рядом с границей и фронтом боевых действий – не такое важное событие? А я думаю, просто серьезные средства информации поступают осторожно. И разумно. Чтобы не облажаться. – Вагнер иногда ради демократизма употреблял новые жаргонные словечки. А вот матом ругаться, заметим, в последнее время почти перестал. – Напишут, поспешат, а ничего не будет.
– Яков Матвеевич, здесь уже полсотни людей из Москвы, и еще приедут, включая военных строителей, у меня об этом тоже написано.
– Военных строителей, сразу скажу, вычеркну, скользкая тема. Вот приедут, тогда посмотрим.
– Хорошо, а те, кто приехал? Не считается?
– Мало ли. Посмотрят и уедут.
– Яков Матвеевич, они не смотрят, они уже готовят конкретные проекты! Узел, терминалы, здания, в том числе жилые. Я говорила с человеком, который этим занимается. Это масштабное событие для поселка – и мы об этом не напишем?
– Событие, Света, – разъяснял Вагнер Светлане, но все понимали, что он и им дает урок журналистской стратегии, – это то, что уже произошло. Вот землетрясение в Непале, весь интернет в страшных картинках. Оно уже произошло, это – событие. А до этого никто не писал, не волновал людей. И правильно, потому что поднялась бы паника.
– Потому что не предвидели. И это разные вещи.
– Ничего особо разного. В том случае не надо было пугать, а в нашем – не надо обманывать людей. Они прочитают, будут на что-то надеяться, а окажется, что ничего этого не будет, как мы будем выглядеть?
– А мы можем написать – предположительно! – вступился Аркадий за Светлану остатками своей любви. – Предположительно намечается строительство крупного узла. Ну, как мы про урожай пишем в районе или про погоду: предположительно ожидаются дожди и хороший сбор картошки. Будут дожди и сбор – попали, не будут – мы всего лишь предполагали, мы не синоптики!
– То есть заведомо вводить читателей в заблуждение? – с профессиональным негодованием вопросил Вагнер.
Светлана налила вторую чашку. Ей было скучно. Еще вчера и даже еще сегодня утром она сцепилась бы с Вагнером, отстояла бы или статью, или хотя бы свою точку зрения, но после того, что произошло между нею и Геннадием, ей все казалось пустяками. Она ждала вечера.
– Ладно, – сказала она. – В конце концов, газету вашу все равно никто не читает.
– Вашу? – переспросил Вагнер.
– Ну не мою же. Пишите о погоде и картошке. Предположительно, – сказала Светлана и, не допив чай, встала и вышла, сказав всем общее вежливое и равнодушное «до свидания». Но неожиданно тут же вернулась:
– Вы извините меня. Я нехорошо вам сказала, глупо. Я вообще поглупела, все девушки, наверное, глупеют, когда замуж выходят.
– А ты выходишь? – осчастливилась лицом Наташа Шилкина. – Когда, за кого, почему молчала?
– Да я сама узнала только что, – ответила Светлана. – Извините еще раз. До свидания.
На этот раз ее прощание прозвучало уважительно, и все ей ответили, даже Вагнер буркнул:
– Будь здорова. На свадьбу пригласишь?
– Конечно, всех, конечно, обязательно!
– Когда? – спросил Аркадий.
– Еще не знаю.
Ну, значит, на самом деле ничего не решено, подумал Аркадий. Надо узнать об этом Геннадии поподробнее. Вдруг он авантюрист, махинатор, бабник – да мало ли? Кто, если не Аркадий, выручит Светлану в таком случае, кто объяснит ей, с каким негодяем она имеет дело?
Мовчан ехал полями, холмами и перелесками к Сычанску. Места здесь не густонаселенные, но все же попадались машины на полевых дорогах; увидев их, Мовчан пережидал, если они ехали в сторону, или сворачивал, если ехали навстречу.
Но вот попался прямо на пути трактор. Он молча стоял за рощицей – тракторист чинил его или отдыхал – и вдруг затарахтел и выехал из-за деревьев. Тракторист затормозил и, не глуша мотора, высунулся, с удивлением посмотрел на российскую полицейскую машину и прокричал что-то неразборчивое.
