— Было велено молчать и не вмешиваться, — добавил возмущенный Сенька.
— Нам интересно, — сваара была солидарна с мужчинами, но голос звучал куда мягче, — во что именно мы не вмешались.
— Да ни во что. — Я устало потерла глаза. — Ждали, что я по обыкновению взбрыкну и встану на защиту слабых и обездоленных.
— А ты не встала? — удивился изменяющийся.
— Не видела смысла. Защищать уже некого, все мертвы.
— Не темни, — поторопил Константин.
— Они сами во всем виноваты, — я вздохнула, — не было никакого похищения. Жену и сына Гранина убрали намеренно, он был слабым звеном, самый уязвимый среди опор. Разгорался конфликт с западниками, на него могли надавить именно через семью, заставить открыть стежку. Вот наши и сыграли на опережение.
— Какие «наши»? — спросил Сенька.
— Семеныч, Алексий, Михар, кто-то еще из прежних опор, Ефим.
— Разряди ружья противника до того, как они выстрелят, — задумчиво пробормотал Константин. — Они исключили саму возможность, а заодно и чистому проверку «на вшивость» устроили. В этом есть смысл. — Мужчина потер подбородок и спросил: — доказательства?
— Одни догадки, — я махнула рукой, усаживаясь рядом, — во-первых, письмо. Как оно попало на закрытую стежку? Кто мог принести послание, если всю почту Гранин получал в городе сам? Ответ прост, его написали здесь и подкинули Сергею в дом, — я покачала головой. — Во-вторых, его семью там называют «баба и щенок». Знаете, кто еще именно так называет Елену и Матвея? Зибин.
— Ключник замешан? — Тина закинула ногу на ногу.
— Скорее нет, чем да. В результате он потерял больше всех. Тут другое: если долго называть горшок крынкой, скоро так же будет говорить и твой сосед, и сосед соседа.
— Сомнительное доказательство. — Целитель поморщился.
— Согласна. Есть еще. Похитители дают ему три дня, по истечении которых он должен открыть вход. Три дня на раздумья и подготовку. Слишком много.
— Утерян эффект внезапности, — согласилась сваара, — если бы потребовали открыть стежку через час, никуда бы Гранин не делся, побежал бы как миленький, еще и красную ковровую дорожку расстелил.
— Еще одно — несостыковка во времени. Гранин получил письмо, побежал к ведьмаку, тот вызвал ветра и ключника. Они вынырнули, и отсчет пошел по времени людей. Отсюда до «Итвари» два часа, не больше, еще час на поиски, их легко бы нашли, напуганными и замерзшими, но живыми. Кто-то выжидал, к моменту, когда Сергей прочитал письмо, они были мертвы. Их и не собирались возвращать.
— Письмо — фикция, — согласился Константин.
— Они защищали стежку, — неожиданно вступился за старших мохнобровый.
— Я не допущу, чтобы они решали, какая у меня будет семья и будет ли вообще, — рыкнул на него Константин.
— Кто их убил? — недоумевала Тина. — Следов не было, охотник не мог ошибиться.
— Не мог, — подтвердила я. — Два варианта: либо его попросили «потерять след». Маловероятно, если только приказ не отдал сам Седой. Кому другому охотник за предположение, что он может потерять хоть что-то, свернул бы шею, даже ведьмак знает, до какого предела можно управлять Тёмом. Либо там был тот, кто не оставляет следов, тот, кто ходит другими тропами, чем те, у кого есть тела.
— Михар? — фыркнул мохнобровый: — Говорят, та девка была наподобие твоей бабки, больная на голову. И с печатью, ее даже бесу не переступить. Скорее, там был закрывшийся демон.
— Я думала об этом. Закрывшийся демон не оставляет следов, но не становится невидимым, а повариха видела мать и сына. Они шли в лес сами, не под угрозой смерти, будь рядом кто из нечисти, не под заклинанием подчинения, ломаные движения кукол-марионеток привлекли бы внимание. Бес взял не ее, — я тоскливо оглядела гостиную, — он взял мальчика. Только уходящий в тень деревьев сын мог заставить мать последовать за ним. Она очень боялась леса, но страх потерять Матвея был сильнее.
— Откуда ты знаешь? — Тина наклонилась ко мне.
— Варежка, — ответила я.
— Что?
— Он тоже, как увидел ее, все понял, — раздался голос за спиной.
Я обернулась. Ефим стоял посреди комнаты, голова в фуражке опущена, китель расстегнут, руки в карманах.
— Так это правда? — Глаза целителя сверкнули светлой зеленью. — Прежняя целительница и опоры погибли исключительно по своей вине. Старшие просчитались. Вы просчитались.
Хранитель молчал, но это молчание было намного действеннее слов. Я высказывала догадки, пусть и сама веря в них, Ефим сделал их правдой в глазах остальных.
— Что за варежка? — недоуменно спросил изменяющийся.
— Тём собирает оружие, каждый пробовавший крови трофей, — стала объяснять я. — Тина, к примеру, собирает кулинарные рецепты, — сваара удивленно распахнула глаза, но отрицать не стала. — Семеныч — мыслимые и немыслимые артефакты. Ключник — ключи от всех открытых им дверей. А проклятый — вещи тех, чьими телами он пользовался хоть раз. — Я повернулась к хранителю. — Вчера в качестве амулета он принес варежку Матвея Гранина.
— Шутка в стиле проклятого. Твою монету он оценил, будь уверена, — в голосе Ефима слышалась горечь, от устаревшего говора, так резавшего слух мне и нравившегося парню, родившемуся пару столетий назад, не осталось и следа, он был слишком расстроен. — Тогда выдержки беса хватило на пару месяцев, потом он варежку к остальным трофеям повесил, да еще и на самое видное место. Не знаю, на что рассчитывал, думал, чистый — дурак? Или трус? Или настолько рассеян, что не заметит вещь сына, даже когда ее суют под нос? Собраний было много, и человек оказался не так слеп, как говорил Михар и надеялся ведьмак. Цена, которую Гранин заставил нас заплатить, была велика.
— Чистый вас не предавал. Он мстил, — сказала я.
Бывший водитель стоял все в той же позе, на лице хмурая настороженность. Он никак не мог решить, как относиться к тому, что узнал. Мы все не могли. Черный целитель передернул плечами. Тина обхватила себя руками и дернула головой.
Сделать пакость человеку, пусть даже жестокую и убийственную — это одно, а предательство опоры стежки — другое. Нечисть — не люди, и слова «для общего блага» не про них.
— Если кто-то хотя бы косо посмотрит в сторону моей дочери, я сдам стежку и всех вас первому встречному, — честно предупредила я.
— Н-да, — только и смог сказать изменяющийся, но осуждения в голосе не слышалось.
— Вы не о том думаете, — Ефим поднял голову, — Гранин не покидал Юково, вообще, ему даже продукты привозили. — Я вспомнила последний список покупок, который написал мужчина, — последняя поездка в «Итварь» в семьдесят третьем году. Зибин шел за ним по пятам, чтобы потом на камнях правды поклясться: ни одного контакта тогда у человека не было. Раз он жив — это правда.
— Значит, агент Видящего жил или до сих пор живет здесь, на стежке, — рыкнул Константин.
