– Ты даже стоять не можешь. Давай-ка доставим тебя в постель.
– Мне надо с ней поговорить, – настаивал Эллис, хотя у него, казалось, внезапно кончился запал.
Он застонал, потом снова начал всхлипывать.
Я подкралась к двери, все еще сжимая кочергу.
– Господи, – сказал Хэнк. – На что ты похож. Давай руку.
Эллис пробормотал что-то неразборчивое.
– Нет, ты не вывихнул плечо. Если бы вывихнул, то не смог бы вот так.
Послышался резкий крик боли, а потом новые всхлипы.
– Видишь? Но если бы ты его вывихнул, поделом бы тебе было, нечего быть таким недоумком. Давай руку. Вот так, на ножки, на ножки. А теперь дай мне ключ и не шевелись.
Удар в стену прямо возле моей двери.
– Господи. Ты можешь хотя бы попытаться не падать, пока я твою дверь открою? Как думаешь, справишься?
Эллис тяжело хрипло дышал – так близко, словно был в моей комнате.
Дверь в его комнату открылась, вернулся Хэнк.
– Давай. Сперва одна нога, потом другая.
Несколько секунд слышались грохот и шарканье, а потом истошно взвизгнули пружины кровати. Похоже было, что Хэнк швырнул Эллиса в комнату с порога.
– Лежать, – сказал Хэнк. – Если не послушаешься, богом клянусь, я тебя к кровати привяжу.
Дверь захлопнулась, и через мгновение ко мне вежливо поскреблись.
– Мэдди? – позвал Хэнк.
– Да? – отозвалась я, по-прежнему не выпуская кочергу.
– Ты сидишь под дверью?
– Да?
– Ты как?
Я не ответила. Сердце колотилось так яростно, что я была уверена: Хэнк его слышит. Меня трясло, и я не могла с этим совладать.
Помолчав, Хэнк произнес:
– Хорошо, я понял. Ты на меня злишься, но что мне было делать? Бутылку у него отнять?
– Да.
Он вздохнул, и я услышала, как он чешет голову.
– Да, ты права. Это больше не повторится, клянусь. Кстати, я его запер. Хочешь, отдам тебе ключ?
– Нет. Оставь себе.
– Поспи, – сказал Хэнк. – Он тебя сегодня больше не побеспокоит. И… Мэдди? Прости меня, правда.
Он не сразу ушел, видимо, надеясь, что я скажу ему, что все в порядке.
Но я не могла. Все было совсем не в порядке, а теперь, когда у Эллиса кончились таблетки, могло измениться только к худшему. Зачем, зачем я смыла их в унитаз?
Когда волынка Иэна Макинтоша наконец замолчала, собрание внизу взорвалось аплодисментами; они кричали, завывали и топали ногами, пока все здание не заходило ходуном.
Несколько минут спустя вся молодежь собралась на улице и направилась в муниципальный зал, но даже после того, как они ушли, те, кто остался – местные старики, – смеялись и говорили громкими голосами, взбудораженные участием в неожиданном cèilidh
[14]
.
Я подошла к окну, по-прежнему не зажигая света, вытащила раму для затемнения и открыла створку.
Услышала звуки аккордеона и скрипки, доносящиеся из муниципального зала, вместе со смехом, пением и оживленными разговорами, часть из которых походила на ссоры. Несмотря на ледяной воздух, я опустилась возле окна на колени и положила голову на подоконник, прислушиваясь.
Я чувствовала невыносимую тоскливую боль. Менее чем в полумиле отсюда молодежь – мои ровесники, влюбленные – строила совместные планы на будущее, в котором их ждало все, что приносит настоящая взаимная любовь: близость, страсть, дети, товарищество – пусть на пути их наверняка подстерегали испытания. Для некоторых пар все в итоге могло окончиться тем, что они не подойдут друг другу, несчастьем, но сейчас, в этот миг, они были так же счастливы и радостны, как и остальные; и какими бы неподходящими друг другу, какими бы несчастными они ни оказались, я могла почти ручаться, что ни один брак не будет похож на мой.
С дороги послышались шаги, и до меня долетел разговор мужчины и женщины. Они остановились возле дома напротив гостиницы и замолчали на какое-то время – видимо, целуясь на прощанье, подумала я, не иначе. Мужчина что-то прошептал, и девушка, хихикая, вбежала в дом. Он постоял несколько секунд, когда закрылась дверь, а потом, насвистывая, пошел обратно по дороге.
В конце концов я поставила раму для затемнения на место и легла.
– Лгунья! Шлюха!
От звука разъяренного мужского голоса я рывком проснулась и сперва подумала, что Эллис вернулся. Потом услышала, как плачет Мэг, и поняла, что мужчина – это Рори. Они были в коридоре.
Я выпрыгнула из постели и зажгла свечу на комоде. Потом прижалась ухом к двери.
– Я тебе всем святым клянусь, это правда…
Послышался удар, за ним – резкий вскрик Мэг.
Я схватила кочергу, так и стоявшую возле двери.
– Бесстыжая ты лживая тварь! Говори, кто он! Говори!
– Нет больше никого, – взмолилась Мэг.
– Тогда почему ты мне не скажешь, откуда у тебя чулки?
– Я же тебе сказала, Рори…
– И ты хочешь, чтобы я поверил, что они «просто появились, как по волшебству». Каким же дураком – новый удар и новый вскрик – ты меня считаешь? Что он тебе еще подарил или ты их заработала? Так? Ты у нас теперь профессионалка? И сколько берешь? Что можно получить за пару чулок?
– Рори, бога ради…
– Это тот ублюдок плоскостопый? Я видел, как он на тебя смотрит. В какой он комнате? Говори! Говори!
Когда Мэг закричала, я распахнула дверь и ринулась наружу. Единственным источником света была свеча у меня за спиной, но его было довольно, чтобы я увидела, как Рори замахнулся и ударил Мэг в скулу. Она повалилась на колени, прижав руку к щеке и всхлипывая. Мэг была совершенно обнажена. На Рори была расстегнутая рубашка и подштанники.
– Прекрати! – выкрикнула я. – Она говорит правду!
Он обернулся через плечо. Мы встретились глазами. Рори решительно развернулся обратно к Мэг, сгреб ее за волосы и изо всех сил ударил ногой в ребра. Раздался чудовищный глухой звук. Мэг сипло выдохнула, словно из нее вышибли весь воздух.
– Это я ей их подарила! – завизжала я.
Рори снова ее ударил, по-прежнему держа за волосы, потом отшвырнул ее в сторону. Мэг рухнула, не пытаясь пошевелиться, как раздетая фарфоровая кукла, которую бросили в детской. Когда Рори отвел ногу, чтобы снова пнуть Мэг, я вскинула кочергу и ринулась по коридору.
Прежде чем я оказалась на месте, с лестницы вылетел Энгус. Одним движением он прижал Рори к стене, схватив за глотку, и поднял, так что ноги Рори оторвались от пола. Парень зашарил руками, потом схватился за руку, сжимавшую его горло, но не издал ни звука. Вторую руку Энгус опустил, растопырив пальцы.
