Он махнул рукой в сторону камина, словно приглашая в нашу гостиную.
– А что, я не против, – сказал старик.
– Бармен! – позвал Эллис, щелкая пальцами над головой. – Принесите джентльмену, что он пожелает.
Я съежилась. Как отреагирует Энгус, я могла только гадать, и мне потребовалось все самообладание, чтобы не взглянуть на него.
Эллис взял старика под руку и устроил его в кресле рядом с Хэнком. Представив нас троих, он тоже сел и подался вперед, потирая руки.
– Что ж, довольно о нас. Расскажите о себе.
– Зовут меня Родди Макдональд, – ответил старик. – И нечего было заговаривать о таком перед столькими скептиками.
Он оглянулся, бросил уничижительный взгляд на бар и доверительно склонился к нам:
– Знаете, я ведь не в первый раз чудовище вижу. Я твоему отцу рассказывал про прошлый раз. И он был очень, очень благодарен.
Он со знанием дела покивал.
– Твой отец… Он ведь полковник, да? Как он, старый греховодник? Он на Великой войне был, как я… только теперь мы ее должны называть Первой мировой.
Он осмотрел себя.
– Форма эта… Я в ней был во время битвы при Льеже, вот как. А теперь я в гражданской обороне. Говорят, слишком старый…
Он взглянул на меня, прикрыл рот ладонью и произнес громким влажным шепотом:
– Вот и считай, сколько они знают. Я-то такой же тигр, как прежде был.
Он подмигнул, и, словно в сцене из comédie grotesque, Хэнк и Эллис, откинув головы, взвыли. Родди сперва посмотрел на них с тревогой и смущением, а потом присоединился, обнажив гнилые зубы и дырки между ними. Я вжалась в диван.
– Готов поспорить, так и есть. Хорошего человека не собьешь! – сказал Хэнк.
Он перестал смеяться и прокашлялся.
– А теперь начните сначала и расскажите нам все.
Хотя было совершенно очевидно, что Родди явился в гостиницу, имея в виду поправить свое финансовое положение, я мгновенно почувствовала, что происходит что-то еще. Родди утверждал, что видел чудовище у Водных ворот, что должно было огорчить Хэнка и Эллиса, поскольку именно там они стояли лагерем, но мужчины не выказали ни тени неудовольствия. Вместо этого они были внимательны, и заинтересованы, и ослепительны в своей веселости. Я так и видела их в смокингах, звездами вечера в каком-нибудь особняке на Риттенхаус-сквер.
Родди явно наслаждался тем, что у него нашлись слушатели: он неистово гримасничал, драматически выгибался и показывал все руками.
– А потом, без всякого предупреждения, поверхность стала бурлить и кипеть, и внезапно прямо из воды поднялись голова и шея, меньше чем в пятидесяти ярдах!
Родди изумленно покачал головой:
– Да, это было зрелище…
– Шея была длинная и изогнутая, да? – спросил Эллис.
– Это да, – кивнул Родди. – Как у лебедя. Только куда больше. А глаза…
– Выступающие? – спросил Хэнк. – Круглые и темные? Как у глубоководной твари?
– Да, – сказал Родди, снова кивая. – И страшное оно было, словно утащит тебя и не задумается.
– А плавник на спине, он какого был размера? – спросил Эллис.
Родди крякнул и хлопнул себя по бедру.
– И откуда ты знаешь, что у него плавник был?
– Мы провели исследование, – ответил Эллис, взглянув на Хэнка, и я внезапно все поняла.
Пока их не было, они не только беседовали с врачами и посещали суды.
– Был, был плавник, и он один был фута четыре длиной…
Со временем Родди подтвердил, что тело чудовища было «темно-оливковым, с бурым, как пух птенца лебедя, по бокам, и чем-то вроде крапинок на брюхе». Если раньше он говорил, что видел голову и шею зверя с пятидесяти ярдов, то теперь описывал его целиком.
– Прости, дорогой, – сказала я. – Наверное, мне лучше подняться к себе.
Эллис бросил на меня удивленный взгляд. Я не могла вспомнить, когда в последний раз называла его «дорогой», и была уверена, что он тоже не вспомнит. Мне стоило некоторых усилий выговорить это слово.
– Но ты не притронулась к ужину, – сказал он.
– Прости, – ответила я. – Меня все еще слегка мутит. Думаю, мне надо поспать, и я почувствую себя лучше.
– Конечно, – сказал он, поднявшись. – Я тебя провожу.
– Нет, пожалуйста, останься.
Я положила ладонь ему на рукав.
– Это ведь важно. Узнай все подробности. Чем быстрее вы выловите чудовище, тем скорее мы сможем вернуться домой, и все войдет в нормальную колею.
Он наблюдал за мной с любопытством, пока я желала спокойной ночи Родди и Хэнку, и продолжал смотреть мне вслед, когда я обогнула диван и направилась к лестнице.
Он был не единственным, кто наблюдал. Я едва не согнулась под тяжестью изучающего взгляда Энгуса.
Едва закрыв дверь, я повалилась на кровать. Запах Энгуса еще держался на подушке. Я зарылась в нее лицом и заплакала.
Хэнк и Эллис или уже сделали модель, или собирались ее соорудить, и из-за описания, которое они выудили у Родди, я точно знала, как она будет выглядеть. Если мужчины ее уже сделали, то съемка будет готова через пару дней, и они начнут готовиться к отъезду домой. Но сперва Эллис сдаст меня, чтобы в моем мозгу покопались, потому что ему нужно вернуться с триумфом, с четкими снимками, которые подтверждали бы правдивость фотографий полковника.
Отец, сын и банковский счет воссоединятся, и Эллис не позволит, чтобы хоть что-нибудь в мире этому помешало – особенно что-нибудь столь мало значащее, как я.
Глава 41
Всю ночь я ворочалась и металась, сбивая одеяла, пока они не превратились в путаный ком. Каждый раз, как что-то свистело в дымоходе или дребезжало окно, каждый раз, как я вообще что-нибудь слышала, я была уверена, что это Энгус идет ко мне, и что мне тогда делать? Все ему рассказать и надеяться, что он придумает выход, который не пришел мне в голову? Или просто надеяться, что мой рассказ не заставит его сразу же пойти и убить Эллиса?
В конце концов я поняла, что больше так не вынесу, и прокралась вниз, в кухню, на ощупь пробираясь вдоль деревянных дверей, за которыми была его кровать, пока не дошла до шва, где они сходились. Энгус заперся.
Я прижалась к щели лбом, думая, что он, скорее всего, знает, что я тут, – я чувствовала, что он за этими дверями, так же явственно, как биение сердца в своей груди, – но даже если он не чувствует меня точно так же, он наверняка слышал шорох моих пальцев по филенкам, или щелчки, с которыми двери ходили по рельсам под тяжестью моей головы.
Если он и знал, что я стою рядом, то вида не подал. Все к одному, сказала я себе. Меня ничто не могло спасти, и сама я ничего не могла сделать для Энгуса, только навредить ему. Я прижалась губами к двери в молчаливом поцелуе и на цыпочках поднялась обратно к себе.
