И в приступе гражданского самосознания чародей сделал шаг вперед и отважно потыкал освобожденного концом посоха в бок.
– Эй, Конначта?
Коротышка схватился за опутавшие лицо бинты, выдохнул шумно, и жалобно уставился на маячившее над ним бледное носатое лицо, полузакрытое развившимися кудрями под сплюснутой шляпкой на фоне дырявого ворота, на кокетливо торчащую из плеча стрелу, на сжимаемый в руке посох…
– Э-э-э?.. Дочь моя?.. – наконец, сипло выдавил он. – Д-дочь…чурка?.. Как тебя?.. рад я… видеть… д-дитя м-моё…
Агафон открыл рот и довольно болезненно ткнул себя пальцем в грудину.
– Меня?..
– Д-да, к-конечно… – с трудом сел и неуверенно кивнул король. – Ты ведь моя… Э-э-э… наследница? Словами… не описать… как счастлив… лицезреть… родную мордашку… своей маленькой… Э-э-э… прелести.
– Краткосрочная аминазия памяти, – понимающе поджав губы, авторитетно поставил диагноз маг.
– Они ему по кумполу дали, наверное, когда крали, – сочувственно покачал головой отряг. – Стрясли мозг.
– Ну, тогда мозготрясение, значит, – не стал упорствовать студент, не слишком разбирающийся в тонкостях медицины, и с готовностью сменил приговор. – Всё равно. Ничем не лучше.
– А, ерунда, – рассеянно махнула рукой Серафима, со всё возрастающей тревогой и неприязнью оглядывающая странные окрестности и чужое небо. – В нашем деле мозги – не главное. Стряслись – утрясутся обратно… по дороге. Да еще дочь свою повстречает…
– Еще одну? – настороженно замер и вытаращил водянистые серые глаза Конначта. – Но их же, вроде, всего…
– Эссельте!!! Радость моя!!! Ты цела!!!
Спасатели и спасенный прикусили языки и дружно подскочили.
Ломая кусты, с противоположной стороны поляны на вершину холма выскочила маленькая щуплая фигурка в кольчужной безрукавке и в кожаных штанах с бронзовыми наколенниками, и с простертыми в недвусмысленном жесте руками кинулась к главному специалисту по волшебным наукам.
– Я увидел тебя ночью… во дворе… и узнал по платью! Деточка моя! Дай себя… тебя… обнять!..
– А вы, гражданин, кем этой девушке приходитесь, пардон? – первая пришедшей в себя, Серафима строго преградила путь экспрессивному незнакомцу к волшебнику, ошалело взирающему на приближающуюся персону.
– Я ее отец, король Гвента! – остановился и вызывающе выпятил грудку колесиком неизвестный. – А вы кто такие?! Кто смеет мне перечить?!
– Еще один король? – как бы в ответ на последний вопрос, Олаф взял вновьприбывшего отца номер два тремя пальцами за плечико и придирчиво уставился на него.
– В смысле? – забыл задираться, замер и заморгал в ответ претендент.
– В смысле, чего другого изобретите, товарищ, – сухо прищурилась царевна и скрестила руки на груди. – Король Гвента у нас уже есть.
– Король Гвента не может есть!.. не может не есть!.. не может быть! – взвился, как ужаленный гиперпотам, новоявленный претендент на гвентянскую корону. – Потому что я и есть… и есть… и пить…
Всё это время тщедушный незнакомец, моргая близоруко, изо всех сил пытался выглянуть из-за скалоподобного отряга на скромно ковыряющего землю носком сапога чародея, но вдруг шальной нетерпеливый взгляд его нечаянно упал на руку замотанной в бинты личности на заднем плане.
Замотанной в бинты и исподтишка на четвереньках в кусты ускользающей личности, если быть совсем точным.
И тут Конначту номер два будто ткнули раскаленным шилом в королевское достоинство.
– Стой!!! Отдай!!! Изменник!!! Вор!!! Надуватель!!!
Отшвырнув Сеньку в одну сторону и ловко обойдя отряга с другой, самозванец в несколько прыжков нагнал необъяснимо дезертирующего короля номер один, повалил и стал пытаться оторвать ему кисть.
– Отдай!!! Отдай кольцо!!! Уголовник!!! Выскочка!!! Самовыдвиженец!!!
– От такого и слышу… – отбивался гораздо энергичнее, чем оправдывался перевязанный король.
Но и номер два был не промах, и оба Конначты повалились на колючую ломкую траву, мутузя друг друга на чем Белый Свет стоит. Из катающейся по вершине холма кучи-малы то и дело мелькали исступленно работающие коленки, кулаки, локти и сапоги, и доносились брызжущие старыми обидами оскорбления.
– Гад!
– Пес!
– Осёл!
– Козел!
– Баран!
– Свинья!
– Крокодил!
– Крыса!
– Слизняк!
– Жаба!
– Свинья!..
– Свинья уже было.
– Тогда… э-э-э…
– Хомячки.
Снисходительно усмехаясь себе под нос, отряг без малейших усилий ухватил обоих бойцов за шкирки, оторвал от земли и развел руки в стороны.
К его немалому изумлению, с переменой дислокации на ратоборцев накатило второе дыхание, и поле сражения окончательно превратилось в поле брани.
– Тать!
– Мужлан!
– Узурпатор!
– Ничтожество!
– Висельник!
– Бандит!
– Заморыш!
– Хиляк!..
Даже будучи подвешенными в воздухе в метре от земли, противники с завидным упорством пытались если не огреть, то лягнуть друг друга.
– Лжекороль!
– Смерд!
– Трепло!
– Плебей!
– Золотарь!
– Нищеброд!..
– Тихо вы! – не выдержал и, не дождавшись примирения, сердито гаркнул конунг, на которого падали все пинки и тычки, не долетающие до неприятеля по вполне понятным причинам, и от всей души тряхнул непримиримых поединщиков. – Рот закрыли и быстро признались, кто из вас настоящий…
От могучего рывка, положившего конец второму раунду, бинты с физиономии спасенного отрядом Конначты соскользнули…
– Бриггст?!?!?!..
Изумленно тараща глаза на худенькое остренькое личико приморского графа, Олаф на мгновение потерял бдительность, и второй король Гвента – как выяснилось теперь, он же первый и единственный – вывернулся из дрогнувших пальцев, грохнулся на землю, ухитрившись выхватить по пути из ножен отряга охотничий нож и, как разъяренный выкусень, бросился, вопя, на уличенного в очной ставке противника.
[39]
Перепуганный самозванец взбрыкнул что было силушки, дал прочувствованного пинка в лоб атакующему королю, выпал из лишившегося остатков пуговиц камзола и кинулся наутек.
– Куда?!..
