Иванушка стушевался.
– Дальше он, преодолевая трудности и опасности, ежесекундно рискуя жизнью и здоровьем, в полном одиночестве встал на борьбу с природой. Он поселился в пещере, стал приручать диких животных для получения молока и мяса, возделывать голыми руками девственные леса, изготавливать на коленке каменные орудия труда и быта…
Восторг на хорошеньком личике принцессы поубавился.
Каменные кастрюли, топоры, мотыги с риском для жизни, и мясо-молочные буйволы в ее представления о райской идиллии с милым на необитаемом острове как-то не входили, а, войдя, не хотели там спокойно сидеть.
– И чем же завершились эти жуткие испытания? – несколько капризнее, чем собиралась, поинтересовалась она.
– На следующий день после крушения на пляж выбросило его корабль. И там он нашел всё необходимое для жизни на ближайшие сорок лет, включая сборно-щитовой домик, ассортимент переезжавшего хозяйственного магазина, свиней с козами, семена полезных растений, и всю команду, – с некоторым облегчением добрался до хэппи-энда лукоморец.
– На ближайшие сколько лет?! – в ужасе вытаращила глаза гвентянка, пропустив остальные подробности.
– С-сорок. Столько он там прожил, радость, – словно оправдывая свою собственную ошибку, развел руками Иванушка.
Эссельте оглянулась по сторонам, изучая придирчивым взглядом недружелюбные каменные россыпи, хмурые холмы и редкий кривоватый лесок с девственностью сомнительного качества, и уж точно не поддающийся какому бы то ни было возделыванию. Полное отсутствие даже самых захудалых пещер шарма их новому обиталищу не прибавляли. А мысль о том, что в ближайшие часы сюда может выбросить оставшийся где-то за горизонтом королевский флагман, просто приводила ее в безотчетную панику.
Нет. Лючинда Карамелли в одном романе слова «кремниевая сковородка» и «возвышенная любовь» никогда не употребляла. И она, Эссельте, дочь Конначты, тоже не собиралась это делать.
Принцесса нервно нахмурилась, комкая в длинных тонких пальцах край плаща.
– Я не хочу оставаться здесь и сорока дней, котенок мой. Я желаю жить среди людей, а не свиней, пусть и мясо-молочных. Мне нужен теплый уютный дом, а не пещера и не сарай. Представив, что мой дядюшка или его приближенные найдут нас здесь, я вся дрожу! И я люблю кушать то, что приготовили мои кухарки, а не семена всяких там растений… Всё. Решено. Сразу же, как только тут появится первый попутный иностранный корабль, мы уезжаем, мой отважный воин.
– Да, конечно, рыбонька. Надолго мы не останемся. Мы… мы… мы что-нибудь придумаем, – робко договорил Иванушка, под расплывчатым «мы», вообще-то, имея в виду свою спутницу, потому что идеи по приманиваю попутных иностранных кораблей к потерянному на просторах пролива Трехсот Островов клочку суши в голову ему приходить упорно отказывались. – Мы можем сесть в нашу лодку и плыть дальше, наконец!
– «Дальше» для таких скорлупок в нашем проливе очень скоро оказывается «глубже», дорогой, – ворчливо вздохнула принцесса с видом бывалого шкипера. – Такое впечатление, что ты ни разу не ходил не только в открытое море, но и по проливу… Не понимаю, как я могла согласиться на твою авантюру с яликом? Что только слепая любовь ни делает с вменяемыми людьми…
– Ты меня больше не любишь? – болезненно встревожился Иван.
– Люблю, солнце моё!.. – лицо принцессы прояснилось, глаза же наоборот заволокло туманом. – Разве я могу тебя не любить?
– И я тебя, радуга моя!.. – успокоился и блаженно просиял лукоморец. – А давай обойдем наши владения по берегу? Может, всё не так плохо, как казалось? В первую очередь нам нужно отыскать приют на ночь и что-нибудь съедобное. Серафима подняла меня бы на смех, если бы узнала, что…
– Серафима? – бездонные очи Эссельте в один миг превратились в две мрачные бойницы. – Кто такая Серафима?
– Это… это…
Иван с озадаченным видом потряс головой, помигал, и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Это же одна моя знакомая! Старая! Если я делал что-то не так, она всегда очень любила надо мной подшучивать, подсмеиваться… подкалывать… издеваться…
– Какой ужас! – всплеснула руками принцесса. – Какая неоправданная жестокость! Ну и знакомые у тебя, мой чирок! И как ты ее терпел?!
– Но ведь это было давно, и неправда, зайка, – широко, слишком широко улыбнулся царевич, словно пытаясь отогнать какую-то беспокояще-навязчивую, как оса под шапкой, мысль. – По-правде говоря, я уже почти не помню, кто такая эта… Серафима… и какая она… хорошая… Или нет?.. Нет… не может этого быть… Она ведь была… была…
– Была? – ревниво подсказала Эссельте.
– Она была, – медленно и недоумевающе договорил Иванушка. – А теперь ее со мной нет. И давай не будем о ней больше? Я не помню ее, правда. Давай лучше спокойно и рассудительно поглядим на доставшийся нам остров?
– А если это не остров? – осенило вдруг Эссельте.
– Тогда мы пойдем вперед, моя белочка, и рано или поздно наткнемся на человеческое жилье! – обрадованно подхватил идею Иван. – Там нас покормят, укажут дорогу…
– Куда? – сухо поджала губки принцесса. – Если это не остров, значит, это или Гвент, или Улад, или Эйтн.
– Гвент, или что, или что?.. – недоуменно моргнул царевич. – Что значат эти два последних названия?
Эссельте непроницаемо взглянула на него, вздохнула неуловимо и отвернулась к лесу.
– Ничего, милый. Потом расскажу.
– Ну так пойдем, птичка моя?
– Да, конечно, – рассеянно кивнула гвентянка. – Прости мои капризы, сладкий мой… Просто сердце не на месте… отчего-то… Но ты такой умный! Нам действительно надо найти убежище и еду. План Друстана был переждать на острове время, пока нас не перестанут искать, а потом… потом…
Личико гвентянки закрыло легкое облачко смутного беспокойства и недоумения.
– Что потом, любимая? – встревожился Иван. – Тебя что-то печалит?
– Н-не знаю, милый… – Эссельте неуверенно и зябко пожала укрытыми плащом плечиками. – Просто я упомянула сейчас это имя… опять… и вдруг снова почувствовала… что-то странное… Будто заноза стальная… где-то глубоко… кольнула…
– Он посмел тебя обидеть, солнышко? – воинственно выпрямился во весь рост Иванушка.
– Нет, что ты, милый! Никогда! Друстан был очень добрым, заботливым, нежным, веселым, находчивым, внимательным, романтичным…
С каждым эпитетом лик солнышка хмурился всё больше и больше, пока при «романтичном» его окончательно не закрыла беспросветная дождевая туча.
– …только почему-то я выбрала тебя, утенок… – беспомощно договорила почти шепотом принцесса и в поисках ответа подняла на Ивана голубые глаза, наполненные слезами. – Наверное, потому, что я тебя люблю?.. и жить без тебя не могу?.. А этот Друстан… он… он… Ах, я вспомнила!!! Друстан! Так звали человека из моего вчерашнего сна! Я даже не помню, молодой он или старый, высокий или коротышка, красивый, как ты, или уродец… Просто имя запало в память отчего-то… И сон-то был какой-то нелепый, несуразный, про какого-то знахаря, который хотел куда-то убежать. Невразумительный сон, как кошмар… сумятица, неразбериха, суета… Ночные глупости. Ты же знаешь, как это бывает… А люблю я и вправду только тебя! Только тебя!
