Для разнообразия судьба сиххё и людей помиловала.
Направив преследователей в дебри, отряд прикрытия вскочил на единорогов и догнал обоз с добрыми вестями как раз на подходах к топи.
Возы, как предполагали, пришлось оставить на забаву погоде и древоточцам и, навьючив раненых на единорогов, один за другим, гуськом, сиххё и люди двинулись по лишь одному Дагде известной тропе через бурую зловонную трясину.
Несколько раз перегруженные мешками и узлами животные и их хозяева оступались на мягких зыбких кочках и проваливались с относительной безопасности пути, видимого лишь суровому сосредоточенному старейшине Тенистого, в хлюпкую жижу, подернутую жиденькой ряской ядовито-зеленого цвета.
Раз пять беглецы сбивались с дороги, или поддавались соблазну выбрать из двух путей тропу посуше, и оказывались в тупике.
То и дело между ногами проворно юркали тонкие, как охотничьи колбаски, радужные змейки, одной порции яда которых было достаточно, чтобы отправить в Светлые Земли весь караван вместе с единорогами. Заметив такую, сиххё или зверь замирал испуганно и неподвижно и не шевелился, пока шустрая рептилия не нырнет в вонючую мутную воду в стороне, искать свое любимое блюдо – ракошмыгов.
Оставшиеся несколько сотен метров пришлось идти почти по пояс в затхлой жиже, осторожно и мучительно нащупывая ногами и палками под толщей жидкой грязи, по чистому недоразумению именующейся в этом болоте водой, зыбкий узкий перешеек, тянущийся к берегу, балансируя, как канатоходцы в цирке, и то и дело вытягивая из пускающих смрадные пузыри омутов тех, кому не хватило силы, ловкости или везения.
Грязные и мокрые, как духи всех вместе взятых болот Белого Света и Сумрачных земель, вымотанные до предела, голодные и холодные, беженцы выбрались на сушу через три часа после того, как ступили на топкую почву Радужного болота, прозванного так в честь самых заметных и самых смертоносных его обитателей. Кроме трех сиххё и двух единорогов с поклажей, оставшихся в трясинных ловушках или укушенных змейками, потерь в отряде не было.
Ступив на твердую землю, люди, сиххё и животные опускались в изнеможении на чахлую ржавую болотную траву и замирали без сил. До дороги было всего метров пятнадцать-двадцать, но речи о том, чтобы продолжать немедленно путь, даже не шло. Да что путь – если бы сейчас, откуда ни возьмись, появились гайны, никто бы и пальцем не смог пошевелить ради своего спасения.
Единственное, чего хотелось выбравшимся из болота – это лежать неподвижно и наслаждаться такой же неподвижной почвой под собой. Почвой, которая не подастся в самый напряженный момент, не разверзнется голодной пастью предательской ямы и не выскользнет медузой из-под ног. Почвой, на которой не надо стараться выжить, а можно просто лежать, закрыв глаза и уткнувшись носом в сизую спутанную траву, ни о чем не думать, и дышать, дышать, дышать чистым и сладким, как родниковая вода, волшебным лесным воздухом.
Арнегунд, с усилием оторвав лоб, заляпанный торфяной жижей, от жесткой колючей щетки прибрежной поросли, обвела глазами обмякшие фигуры вокруг и хрипло выдохнула:
– Привал… час… два… полтора. Мы от них… оторвались… Аед… Амергин… Кримтан… разожгите костры.
– Прямо сейчас?.. – просипел откуда-то слева, отплевываясь грязью, старейшина Рудного.
– Прямо сейчас… – упрямо мотнула головой королева. – Купание в болоте… еще не повод… чтобы сидеть на голой холодной земле… мокрыми.
Оказывается, если речь шла не о продолжении пути, а том, чтобы с комфортом расположиться вокруг жаркого огня, сил по сусекам и амбарам можно было наскрести еще немало.
Опираясь на палки, пошатываясь и истекая болотной водицей, мужчины наломали веток, и через десять минут несколько огромных костров разгорелись на самом краю недовольно пофыркивающей сероводородом трясины.
Женщины тем временем извлекли из мешков съестные припасы, мехи с родниковой водой, и пир в честь первого дня, прожитого после бегства из Тенистого, был открыт.
Наспех проглотив несколько кусков и запив их чистой водой из фляг, с суровым видом великомучеников, всходящих на костер, шестеро патрульных с трудом подняли своих единорогов и не столько повели, сколько потащили их за собой.
– Пешком быстрее было бы, – усмехнулся Амергин, обернувшись на оставшихся у огня.
– Отдохните еще, – указала рукой королева на ревущий и задорно щелкающий маслянистыми поленьями сального дерева костер. – Мы их оставили почти в десяти часах позади.
– Если они вообще выберутся оттуда, куда их завел дух леса, – покривил губы в самодовольной ухмылке Огрин.
– Вот проверим, что оставили, и вернемся отдохнуть, – строго ответил Кримтан, прочитав по глазам подчиненных тоскливые мысли об отдыхе и огне.
Короткими взмахами руки он распределил, кто в какую сторону идет. И разъезды устало направились каждый в свой конец дороги, за которой, оградившись от суеты и повседневности диким переплетением ветвей деревьев, подлеска, кустов и буйных трав ворчливо шумел лес, беседуя с налетевшим ветерком.
Сил на то, чтобы говорить, не было, и вымотанные до полусмерти сиххё сидели молча, блаженно щурясь на пламя, подкармливая его запасенными ветками, подставляя жаркому дыханию холодные конечности и мокрую одежду и обувь.
У людей же на разговоры сил хватало всегда.
– Айвен, ты думаешь, что мы и вправду убежим от гайнов? – тихо, чтобы не разбудить задремавшего друида, разморенного теплом и едой, прошептала Эссельте. С недоумением и жалостью разглядывала она свои покрытые пленкой грязи исцарапанные руки с траурной каймой под обломанными ногтями и забитые, залепленные высохшим торфом ажурные кольца. – Это так ужасно…
– Не такие они и ужасные, – убежденно ответил Иван. – Надо просто знать, как за них взяться.
– Хоть как… Белыми, мне кажется, они не будут уже никогда.
– А… по-моему… они всегда были такими? – озадаченно сдвинул брови царевич. – Черными и волосатыми?
– Волосатыми?! Как обезьяна?!
– Вот-вот, точно! Хорошее сравнение!
– Да ты что, издеваешься?! – оскорбленно вскинулась гвентянка. – Я ухаживала за ними каждый день!
Рот Иванушки раскрылся.
– За гайнами?..
– За руками! Ты вообще хоть когда-нибудь видишь что-то, кроме того, что интересно тебе?!
– Д-да, конечно… – не очень уверенно предположил Иван. – А что я должен видеть?
– Что мне холодно, например!
– Но… извини… я свою куртку отдал Боанн… Я отдал бы ее тебе, но Друстан меня чуть-чуть опередил…
– Не чуть-чуть, а на тридцать минут! И отдал он ее мне, потому что ты не торопился это сделать!
– Но тридцать минут назад мы только выбрались из болота, – уязвленно заметил лукоморец.
– Вот и я о том же, – принцесса насупленно отвернулась.
