В числе последних Эстин нашел и своего отца…
Когда глаза и разум его немного прояснились, он увидел, что из речки вышла, подобно водянице, и подбежала к раненым самая красивая девушка, которую ему только доводилось видеть в своей жизни.
– Папа… Дядя Ривал… граф… – бросилась она к трем уложенным рядышком людям, но женщина с серебряными волосами, склонившаяся над ними, приложила палец к губам и сделала отгоняющий жест рукой:
– Тихо, Эссельте, тихо… Ничего опасного – я уже осмотрела и перевязала, чем пришлось. А сейчас они спят. Я дала им выпить кой-чего, что еще Друстан готовил для наших раненых. Хвала богам, в его мешке сохранилась этого питья полная бутылочка, так что до лечебницы они будут спокойно отдыхать.
Эссельте словно налетела на невидимую стену, замерла, и краска схлынула с ее лица.
– А где?..
– Друстан? – проницательно угадала женщина.
– Да, Боанн… Он?..
– Нет, среди убитых его не нашли.
Едва ощутимо принцесса выдохнула.
– Не нашли также нашу Арнегунд, вашего ведуна с большим посохом, лесного чародея, воина здорового черноволосого и… жену Ивана, – хмуро договорила сиххё.
– Как жаль… – непослушными губами прошептала гвентянка.
– Не расстраивайся, девочка. Может, они успели убежать, и теперь сидят где-нибудь в безопасности, тянут эль, смеются…
Ни говоря ни слова, принцесса лишь едва заметно покачала головой.
– Ну а куда они, по-твоему, могли подеваться? – попробовала другой подход женщина. – Не назад же вернулись?
Эссельте непроизвольно улыбнулась.
– Нет. Конечно, нет. Они найдутся. Да. Не назад же они вернулись…
– Вот и славно, – ободряюще улыбнулась Боанн.
И не для пользы – для того, чтобы чем-то отвлечь от тягостных дум печальную девушку, протянула еле заметно ожившей принцессе вместительный замшевый мешок.
– Погляди-ка: там у него какая-то книжка лежит, может, рецепты записаны снадобий, или мазей… Почитала бы. Глядишь – и нашим бы сгодилось чего.
– Да, конечно! – горячо воскликнула принцесса, растянула шнуры, завязывающие горловину мешка, и на ощупь выудила из его пахнущих травами и кореньями недр небольшую синюю книжку в кожаном переплете.
Нетерпеливо открыла она наугад свою находку, забегала глазами по странице в поисках волшебных слов «для ран», или «для остановки кровотечения», и замерла.
Я безумно боюсь золотистого плена
Ваших медно-змеиных волос.
Как хотел бы я знать – и скорей, непременно —
Что с Иваном у Вас не всерьёз.
Для меня Ваше слово – далёкое солнце,
А дела – как коварная мель.
Но я сам Вам помог полюбить незнакомца
Из далёких и диких земель.
Для меня Ваше имя как вечная рана —
Меня держит непрочная нить.
Я искусством своим подарил Вас Ивану,
И грядущего не изменить.
Как всё в мире мгновенно, непрочно и ложно!
Я боюсь даже думать о том,
Что теперь нам, Эссельте, помочь невозможно
Ни алхимией, ни волшебством.
[84]
Дочитав до конца, она быстро перелистнула страничку, и снова впилась нетерпеливыми глазами в неровные, наэлектризованные подавляемыми чувствами строки.
Если бы я был шаньтоньским кронпринцем
Или же князем из Лукоморья
Я бы позволил себе влюбиться
В Вас без сомнений, страданий и боли.
Если бы я имел фамилию,
Которая имеет земли и воды,
То имя моё очень скоро забыли бы —
Но я пожинал бы чужие всходы.
И было бы мне наплевать до крайности
На то, зачем я, на то, какой я:
Я был бы доволен чрезвычайно —
Словно лошадка на водопое!
Наверное, случай мой вовсе не редок.
А может, напротив, редок – не знаю.
Ведь делами своими я сам себе предок —
И пусть лорды твердят, что «безродный, каналья».
От себя самого невозможно укрыться,
Ведь душа и сердце – не старое песо.
И я всё же позволил себе влюбиться
В Вас, моя дорогая принцесса…
[85]
Эссельте, бледная и потрясенная, словно увидела призрака, медленно подняла голову и невидящими глазами уставилась мимо Боанн.
– Что там, деточка? – обеспокоенно спросила та. – Рецепт? Какого средства? Сложный? Сделать сможем?
Гвентянка моргнула и пришла в себя.
– А, что?.. да… – невпопад кивнула она. – Рецепт…
– И что в него входит? – раздался над ухом суровый подозрительный голос.
– Огрин… Боги мои… Огрин… – вскочила принцесса и бросилась старику на грязную мокрую шею. – А где… где Арнегунд, Серафима, Морхольт, Агафон?.. Они были с тобой?
– Нет, – удивленно нахмурился друид, бережно прижимая к свалявшейся, забитой травой и водорослями бороде принцессу одной рукой, другой ласково поглаживая ее по голове. – Самое главное – ты жива и здорова… Ты ведь здорова?
– Да, Огрин, да! – нетерпеливо кивнула Эссельте. – Ну где же… они? Говори!
– Я думал, все с тобой тут где-то, девочка… Ну кроме сиххской королевы, конечно. Про нее я вообще не думал.
И уловив осуждающий взор своей воспитанницы, смутился и поспешно добавил:
– Пока.
Головка Эссельте понуро коснулась лбом его плеча.
– А где же?.. А где Айвен, Олаф, Кириан?.. – спохватилась она вдруг.
– Ну эти-то здесь, чего им станется, таким славным воинам, – поспешила успокаивающе проговорить Боанн. – Я их видела. Они там, по полю ходят, с Амергином и Фиртаем, наших… и ваших собирают.
– А Кримтан как? И кто еще с ними был? – чувствуя себя последней бессердечной эгоисткой, пристыженная Эссельте мягко вывернулась из объятий старика и вопросительно посмотрела на сиххё.
– Король Габран был… – постарело и осунулось на глазах лицо женщины. – И по одному мужчине из каждой деревни…
– И?.. – предугадывая ответ, всё же подняла брови домиком гвентятнка.
– Все погибли. Все шестеро, – скорбно проговорила Боанн, торжественно глядя в голубое бесконечное весеннее небо. – Дома. За Светлые Земли. За Аэриу. Счастливая смерть…
– Да пребудут их души в покое, – прошептала принцесса.
– Да примут их Светлые Земли, – вторила ей печально сиххё.
А Огрин вдруг добавил, не в тему, но в точку:
