– Что, приятель, зубы зубастовку объявили? – посочувствовал шофёр, кивая на полотенце.
– Какую зубастовку? – не понял Паддингтон.
– Худо, если у них там сильный профсоюз
[3]
, – продолжал шофёр. – Один бросил работу – и все следом!
Миссис Браун поспешно захлопнула окошечко, отделявшее шофёра от пассажиров.
– Не обращай внимания, мишка-медведь, – сказала она. – Я уверена, что мы всё делаем правильно. Мистер Лич – очень опытный врач. Он уже много лет лечит нам зубы.
– Лечит? – ещё больше встревожился Паддингтон. – А может, лучше поедем к кому-нибудь, кто знает, как их вылечить?
Брауны переглянулись. Порой Паддингтону не так-то легко бывало что-либо объяснить, особенно когда голова у него была занята совсем другим, и дальше они ехали в молчании.
К концу пути медвежонок совсем растерялся и расстроился, зато мистер Лич с первого взгляда понял что и как и тут же высказал своё мнение.
– Боюсь, мне придётся взять с вас больше обычного, – заявил он. – У медведей ведь сорок два зуба.
– У меня сорок один, – поправил Паддингтон. – Сорок второй переработали.
– Всё равно это на девять штук больше, чем полагается, – строго сказал мистер Лич, уводя медвежонка в кабинет. – У меня даже нет подходящей карты. Для начала придётся просить медсестру начертить её для тебя.
– Господи, надеюсь, мы поступили правильно, – вздохнула миссис Браун, когда за врачом закрылась дверь. – Всё-таки это я во всём виновата…
Миссис Бёрд хмыкнула.
– Вовсе не вы, а эти Паддингтоновы ириски-тянучки, – сумрачно изрекла она. – Самое, скажу я вам, подходящее название. Тянешь их потом изо рта, тянешь, а вытянуть не можешь… Неудивительно, что у несчастного медведя сломался зуб. Он вчера весь день жевал эту гадость, пока готовил. Мне пришлось выбросить сковородку, а сколько на кухонном полу было липких клякс – и не перечесть. Раза два я чуть не подвернула ногу.
Паддингтоновы самодельные ириски в последние дни стали в доме проблемой номер один. Ладно бы они только присыхали к сковородке. Строго говоря, если бы они с самого начала присохли раз и навсегда, неприятностей было бы куда меньше, но в конце концов тягучая масса превратилась в горку вязких кругляшек, которые прилипали ко всему на свете, и последующие несколько минут миссис Бёрд в подробностях объясняла, как, по её мнению, с этими ирисками следовало бы поступить.
Впрочем, ни от кого не укрылось, что, ругая на чём свет стоит медвежьи конфеты, она не сводит глаз с дверей кабинета и словно пытается просверлить их насквозь.
Однако в кои-то веки опасения миссис Бёрд были совершенно напрасны, потому что мнение Паддингтона о зубных врачах медленно, но верно менялось к лучшему.
Он оглядел кабинет мистера Лича и заключил, что здесь куда приятнее, чем ему казалось поначалу. Всё вокруг было чистым и блестящим, без единого мармеладного пятнышка. И хотя мебели, как сказала бы миссис Бёрд, не мешало бы и подбавить, единственное кресло мистера Лича с лихвой искупало этот недостаток. Паддингтон в жизни не видел ничего лучше. Кресло было не просто кресло, а скорее кушетка, которую можно поднимать, опускать и по-всякому раскладывать, нажимая на одну-единственную кнопку. От восторга у медвежонка даже дух захватило.
Прямо у него над головой висела большая лампа, которая очень приятно грела, а у левого локтя стояли стакан с розоватой водичкой и белая мисочка; с другой же стороны, там, где сидел мистер Лич, к креслу был прикреплён столик с разными блестящими инструментами.
Паддингтон поспешно отвёл глаза от инструментов и поудобнее устроился в кресле. Он вообще любил всё новое и, несмотря на боль, послушно разинул рот, с интересом наблюдая за мистером Личем, который взял со стола палочку с крючком на конце и что-то вроде зеркальца на длинной ручке.
Мистер Лич принялся постукивать палочкой по Паддингтоновым зубам и несколько раз одобрительно хмыкнул. Он забирался всё глубже и глубже и под конец даже принялся что-то напевать.
– Недурно, мишка, недурно, – проговорил он наконец, выпрямившись. – Просто приятно иметь дело с такими зубами.
Паддингтон с видимым облегчением стал вылезать из кресла.
– Большое спасибо, мистер Лич, – поблагодарил он. – Было совсем не больно.
Доктор слегка опешил.
– Да я ещё ничего не делал, – проговорил он. – Это был всего лишь осмотр – чтобы установить что и как. Всё ещё впереди. У тебя разрушена коронковая часть одного заднего зуба.
– Что?! – так и подскочил Паддингтон. – У меня разрушена коронковая часть заднего зуба? – Он красноречиво посмотрел на палочку в руке у мистера Лича и многозначительно прибавил: – Когда я пришёл, она была в порядке. Это, наверное, вы её разрушили, пока стучали.
– Разрушена коронковая часть, – назидательно проговорил мистер Лич, склоняясь над своими инструментами. – Иными словами, у тебя сломан задний зуб. – Он лукаво погрозил медвежонку пальцем: – Ай-ай-ай, похоже, мы кушали что-то не очень полезное, а?
Паддингтон снова откинулся в кресле и посмотрел на врача с удвоенным интересом.
– А вы разве тоже любите самодельные ириски, мистер Лич? – поинтересовался он.
Мистер Лич бросил на пациента довольно строгий взгляд.
– У тебя отломился большой кусок коренного зуба, – медленно и раздельно отчеканил он. – Боюсь, придётся прибегнуть к протезированию.
Паддингтон, донельзя огорчённый такой перспективой, протянул лапу к стакану с розоватой водичкой.
– Только, если можно, я сначала выпью лимонаду, – сказал он.
– Это, – подчёркнуто проговорил мистер Лич, – никакой не лимонад. Это вообще нельзя пить. Этим, когда я закончу сверлить, ты будешь полоскать рот, чтобы удалить пыль и крошки. Если бы я за просто так поил лимонадом всех захожих медведей, я бы уже давно потерял работу.
Он брезгливо покосился на сосульки мокрой шерсти на Паддингтоновом подбородке и сделал сестре знак, чтобы та повязала медвежонку клеёнчатый фартучек.
– Укольчик не желаем? – спросил он. – А то может быть больно.
– Желаем, – с готовностью согласился Паддингтон. – Можно даже два.
– Хватит и одного, – сказал мистер Лич, поднимая шприц к свету. – Ну, открой-ка ротик пошире. И помни: если что, мне будет в два раза больнее, чем тебе.
Паддингтон послушно разинул рот и, по совести говоря, кроме лёгкого прикосновения иглы, вообще ничего не почувствовал.
