– Нет, спасибо, Чарльз, душевную боль ничем нельзя успокоить, а уж тем более ее не залить вином и элем, – мрачно заметил король и тяжело вздохнул. – Объясни, мой милый друг, почему так получается в жизни? Чего этим женщинам еще не хватает? Я одариваю их вниманием, драгоценностями, землями, замками, превозношу до небес, а они… подло используют меня в своих интересах, а иногда и в политических играх. Вспомни Болейн! Мерзавка! Как ловко она обвела меня вокруг пальца! Притворилась нежной и заботливой, клялась в вечной любви. А на самом деле… Из-за нее погибло столько верных мне людей. Уолси, Мор… В последнее время я часто вижу их во сне. Они смотрят на меня с укором и грустно улыбаются. И молчат. Это невыносимо!
– Ваше Величество, вы не правы, не все ваши жены хотели иметь власть, и многие из них не злоупотребляли своим влиянием. Ваша первая жена, Екатерина Арагонская…
– Не вспоминай об этой упрямице, Чарльз, – отмахнулся Генрих.
– Но она искренне любила вас.
– Навряд ли, – с сомнением покачал головой король. – Она была гордой испанкой, и развод унижал ее достоинство, только и всего.
– Хорошо, допустим, но Джейн Сеймур? – настаивал герцог. – Она родила вам наследника. Жаль, что после родов она так и не пришла в себя.
– Джейн… думаю, если бы она не умерла, то мне и в голову не пришло бы избавляться от нее. Более преданного и любящего человека я еще не встречал. Я сожалею о ее смерти…
– А Анна Клевская?
– Анна… – задумался король. – Меня не оставляет мысль, что Анна ведет игру, смысла которой я пока не понимаю. Как ты думаешь, она не замешана в этом деле? Может быть, за раскрытием грязных тайн королевы стоит ее месть за мое прошлое отношение к ней? Может быть, она таким образом хочет избавиться от Катерины и вернуть меня, а вместе со мной и корону?
– Чтобы развеять все сомнения, вам нужно поехать в Хивер и рассказать принцессе о случившемся. Посмотрите на ее реакцию, а потом предложите Анне руку и сердце, милорд. Да, Ваше Величество, не удивляйтесь. А что вас смущает?
– Как тебе сказать, Чарльз, – несколько смущенно отозвался Генрих. – Проблема в том, что я подумывал это сделать еще до того, как узнал об изменах моей жены. Чем больше я общаюсь с Анной, тем чаще я прихожу к мысли, что принял год назад поспешное решение. Не узнав человека до конца, я вышвырнул его из моей жизни и, признаться, жалею об этом. Да, она – не мой идеал женственности, но Анна, как тебе сказать, – она особенная и не похожа ни на одну даму в моем королевстве. Мне хорошо с ней.
– Что ж, чтобы избавиться от подозрений в двойной игре, которые у вас зародились, сделайте так, как я вам посоветовал. И если она согласится, то на одного обвиняемого в сговоре против вас станет больше, только и всего.
– А если нет?
– Тогда у вас впереди еще много времени, чтобы завоевать ее, Ваше Величество. Теперь, когда вы знаете друг друга очень хорошо, я думаю, это будет несложно сделать.
– А ты прав, Чарльз. Я так и поступлю. Сейчас уже поздно, но завтра с утра я отправлюсь в Хивер. Сообщи Джеймсу, что он будет сопровождать меня, а сам поезжай к прелату, и вместе займитесь дознанием.
– Как прикажете, Ваше Величество, – поклонившись, ответил герцог.
Он уже собирался удалиться, но тут дверь отворилась, и в кабинет вошла улыбающаяся королева. Герцог Саффолк вопросительно взглянул на Генриха и хотел было первым обратиться к королеве, хотя это и было запрещено этикетом, но заметил предупреждающий жест короля и, поклонившись, вышел.
– О милорд! – восторженно защебетала Катерина, подбежав к королю. – Я хочу такое вам сообщить! Сегодня…
– Миледи, – он холодно смерил ее взглядом, прервав поток красноречия Катерины. – Мне тоже нужно вам кое-что сказать. Извольте выслушать!
Глаза королевы округлились от удивления, а от волнения перехватило дыхание.
– Итак, – начал Генрих строгим голосом, – я не могу сказать, что рад вашему приходу, но он избавит меня от дальнейших объяснений. С этого дня я запрещаю вам выходить из вашей комнаты вплоть до моего на то разрешения. Вашим фрейлинам и камеристкам также запрещено посещать ваши покои. С вами будет главная фрейлина двора – леди Джейн. Завтра она прибудет во дворец. Я лишаю вас моих подарков, земель и дворцов. Кроме того, я лишаю вас и моей милости. Нас более ничто не связывает, так как ваша беременность, – вероятней всего, ложная. К тому же, даже если бы вы и были беременны, я никогда бы не признал этого ребенка, поскольку не считаю его своим… Это – наша последняя встреча, миледи, ибо с этого дня я вам больше не муж.
Не глядя больше на королеву, Генрих встал с кресла и, уверенным шагом пройдя через весь кабинет, скрылся за дверью, оставив окаменевшую Катерину в полном одиночестве. Тем же вечером король вместе со своими советниками переехал во дворец Ричмонд, только что восстановленный после пожара.
Глава 43
События, начало которым положил архиепископ Кентерберийский, развивались так стремительно, что уже на следующее утро основные подозреваемые, в том числе и герцог Норфолк, поднятый с кровати слугами по приказу короля, были арестованы и доставлены в Тауэр. Получив разрешение самого Генриха, прелат назначил комиссию для выяснения всех обстоятельств этого щекотливого дела. В нее вошли лорд Фицвильям, хранитель печати, секретарь Райтли и главный конюшенный Генриха, Энтони Браун.
Вначале допрашивали камеристок герцогини Норфолк, ставших главными свидетельницами обвинения в деле сговора Катерины с Френсисом Дерехемом.
– Вы можете подтвердить, что королева была уже не девственна, выходя замуж за короля?
– Да, сэр, – как одна отвечали служанки и камеристки герцогини. – Более того, она была тайно помолвлена с господином Дерехемом. Их встречи ни для кого не были секретом. Да и сама герцогиня знала об их связи.
– Господин Дерехем был единственным мужчиной в жизни королевы?
– Ну что вы, – рассмеялась Мэри Холл, болтливая камеристка герцогини Норфолк. – Катерина была заводилой среди девушек. Старуха любила ее за наглость и настойчивость. Она всегда говорила: «Попомните мои слова, из этой девчонки выйдет толк. Вот только глупости в ней много. Ну ничего, повзрослеет, пройдет». Видимо, не прошло, – противно хихикнула веснушчатая камеристка с простым открытым лицом и ярко-рыжими жесткими волосами. – А самым первым мужчиной у нее был учитель музыки, Манокс. Ох, уж и ревновал он Катерину, когда приехал племянник герцогини, Дерехем. Хотел даже убить его, да Катерина пригрозила ему, что обо всем расскажет герцогине, обвинив его в насилии. Тот и заткнулся. Но точно скажу: мечтал он о ней всегда. Я даже посмеялась как-то над ним: что, мол, нечего вздыхать об утерянном счастье, все равно уже поздно, а он мне в ответ: что уже имел все, что хотел.
– Вы можете поклясться перед Богом, что именно так и было, как вы рассказываете?
– Господин Райтли, я девушка верующая, зачем мне лгать? Да и какая мне выгода? Не верите, так спросите… хотя бы Элис Рествуд. Она делила кровать с Катериной. Ох, и понарассказывала она нам всего интересного! Чего только не пережила она, бедняжка. Но больше всего ее раздражали толчки и сопение Френсиса, частенько наведывавшегося в их спальню. – Мэри опять залилась противным смехом. – А уж как она была рада, когда герцог Норфолк забрал Катерину во дворец!
