Горация стиснула зубы.
– М‑может, я и з‑заслуживаю такого обращения, но, прошу тебя, не издевайся надо мною. Ты прекрасно знаешь, что принял все меры к моему обеспечению.
Он отложил счета в сторону.
– Фараон, Хорри?
– О н‑нет. Н‑не только, – с готовностью пояснила она, радуясь тому, что может представить смягчающие обстоятельства. – Б‑бассет!
– Понимаю.
Нотки веселого изумления куда-то пропали из его голоса, и когда она отважилась поднять глаза, то увидела выражение явного неодобрения на его лице.
– Ты очень с‑сердишься? – выпалила девушка.
Чело графа разгладилось.
– Гнев – очень утомительное чувство, дорогая моя. Я раздумывал над тем, как лучше и надежнее излечить тебя.
– Излечить м‑меня? У т‑тебя ничего не выйдет. Это у нас в к‑крови, – откровенно призналась Горация. – Даже мама не имеет ничего п‑против азартных игр. П‑поначалу я не очень хорошо разобралась в правилах и, пожалуй, именно п‑поэтому проиграла.
– Очень может быть, – снизошел до согласия Рул. – Мадам супруга, я вынужден сообщить вам – сообразно моей роли разгневанного мужа, что не одобряю чрезмерного увлечения азартными играми.
– П‑пожалуйста, – взмолилась Горация, – не заставляй меня обещать, что отныне я буду лишь раскладывать п‑пасьянсы или играть в серебряного фараона! Я не в‑выдержу! Я б‑буду осторожна и прошу прощения за эти возмутительные счета! Боже милосердный, только п‑посмотри, к‑который час! П‑положительно мне нужно идти, нет, уже бежать!
– Не стоит беспокоиться, Хорри, – посоветовал жене граф. – Опоздание всегда выглядит эффектно.
Но его слова канули в пустоту. Горация уже исчезла.
Проделки его супруги, невзирая на беспокойство, которое они причиняли леди Луизе, вызывали у других людей совершенно разные чувства. Мистеру Кросби Дрелинкурту, мир которого окрасился в унылые серые тона с того момента, как он узнал о помолвке своего кузена, начало казаться, что сквозь черные тучи пробивается лучик света. А леди Мэссей подмечала все до единой экстравагантные выходки графини, терпеливо ожидая своего часа. Визиты Рула на Хартфорд-стрит стали редкими и нерегулярными, но она была слишком умна, чтобы упрекать его, и во время их нечастых встреч старалась выглядеть как можно очаровательнее. Она уже успела познакомиться с Горацией – благодаря любезности мистера Дрелинкурта, который специально представил ее графине на балу, – но не стремилась углубить знакомство, ограничиваясь короткими реверансами и вежливыми приветствиями при случайных встречах. Рул отличался способностью подмечать все, не прилагая к тому усилий, и вряд ли он стал бы спокойно наблюдать за крепнущей дружбой между женой и любовницей.
А мистер Дрелинкурт, похоже, добровольно взвалил на себя заботу расширить круг знакомых своей новой кузины. На каком-то приеме в Ричмонде он даже представил ей Роберта Летбриджа. Его светлости не было в городе, когда граф и графиня Рулы вернулись из свадебного путешестви, и новобрачную он увидел впервые, когда она – по меткому выражению молодого мистера Дашвуда – уже «взяла город штурмом».
В первый раз лорд Летбридж увидел ее на приеме, одетую в атласное платье фасона soupirs étouffés
[47]
и с диадемой на голове. Посреди щеки у графини красовалась мушка под названием «галантная», и она окружила себя ворохом трепещущих лент à l’attention
[48]
. Горация действительно выделялась в толпе присутствующих, посему неудивительно, что она завладела вниманием и барона Летбриджа.
Он стоял у дальней стены салона, разглядывая новобрачную со странным выражением в глазах. Мистер Дрелинкурт, наблюдавший за ним издалека, подошел и остановился рядом, после чего со смешком заметил:
– Восхищаетесь моей новой кузиной, милорд?
– Глубоко и искренне, – отозвался Летбридж.
– Что до меня, – пожал узкими плечами мистер Дрелинкурт, никогда не делавший секрета из своих чувств, – то из‑за этих нелепых бровей я не могу назвать ее красавицей. Нет, не могу.
Взгляд Летбриджа скользнул по его лицу, а губы едва заметно изогнулись в улыбке.
– Вы должны восторгаться ею, Кросби, – сказал он.
– Позвольте мне в таком случае представить вас этому образчику необычной красоты, – недовольно скривившись, заявил Кросби. – Но спешу предупредить: она ужасно заикается.
– И играет напропалую, и гоняет в кабриолетах, – добавил его светлость. – Большего и желать невозможно.
Мистер Дрелинкурт метнул на него острый взгляд.
– Что?.. Почему?..
– Вы – глупец, Кросби, – сказал Летбридж. – Представьте меня!
– Право слово, милорд! И как я должен воспринимать ваши слова?
– У меня нет ни малейшего желания изображать загадочность, – язвительно ответил Летбридж. – Познакомьте меня с этой прелестной новобрачной.
– Вы в дьявольском расположении духа, милорд, и я протестую, – пожаловался Кросби, но двинулся в сторону группы, центром которой была Горация. – Кузина, вы разрешите? Могу я представить вам человека, который умирает от желания познакомиться с вами?
Горация отнюдь не горела желанием знакомиться с приятелями мистера Дрелинкурта, которого презирала всей душой, а потому повернулась к нему с явной неохотой. Но стоявший перед нею мужчина ничуть не походил на обычных спутников Кросби. Его отличала элегантность, не изуродованная излишествами макарони. Одет он был с потрясающей роскошью и к тому же был намного старше мистера Дрелинкурта.
– Лорд Летбридж, миледи Рул! – произнес Кросби. – Только представьте, он тот самый человек, жаждущий свести знакомство с леди, о которой говорит весь город, дорогая кузина.
Горация, расправившая юбки в вежливом реверансе, покраснела, потому что слова мистера Дрелинкурта сочились ядом. Грациозно выпрямившись, она протянула руку. Лорд Летбридж принял ее на свое запястье и склонился над нею с непередаваемым изяществом. В глазах Горации вспыхнули искорки пока еще слабого интереса: в его светлости чувствовался истый аристократ.
– Наш бедный Кросби умеет выбирать выражения, – пробормотал Летбридж и заслужил улыбку с ямочками на щеках. – А, то, что нужно! Позвольте проводить вас вон к той софе, мадам.
Она оперлась на его руку, и они двинулись по салону.
– К‑кросби меня ненавидит, – доверительным шепотом сообщила девушка.
– Это вполне естественно, – ответил его светлость.
Горация недоуменно нахмурилась:
– Это не очень-то в‑вежливо, сэр. Что я ему сделала?