Эшли покачала головой:
– Может, следят, а может, и нет. Не знаю. Надо было убить пилота.
Она сказала это так легко и непринужденно, что я не сразу нашелся с ответом.
– Допустим, за нами не следили, – предположил я наконец. – Как он узнает, куда я подамся дальше?
– Куда мы подадимся, – поправила Эшли.
– Вот это я и хотел обсудить.
Огромные глаза Эшли стали еще больше.
– Да ну?
– Послушай, я меньше всего хочу остаться один. Но против фактов не попрешь. Все, кто оказывался рядом со мной или пытался мне чем-то помочь, в итоге либо очень серьезно пострадали, либо умерли. Мой дядя, Беннасио, Сэмюэл. Тебя уже один раз пырнули…
– И застрелили.
– Да, но это не в счет.
– Пущенная в меня пуля не в счет?
– Стрелял-то я.
– Все равно.
– Чтобы спасти.
– Стрелял в меня для моего же блага?
– Это был такой «зигзаг». Мне казалось, что я уже все объяснил.
– Ты хочешь от меня избавиться.
– Я не хочу, чтобы ты пострадала.
– Я уже пострадала.
– Может быть хуже.
– Может быть и так, что я уже взрослая и не нуждаюсь в том, чтобы тинейджер решал, что и как мне делать.
– Нуэве это понимает. Ты была действующим оперативником и тоже, думаю, понимаешь. Вот почему Мингус использовал тебя при тестировании. Вот почему Нуэве грозился убить тебя, пытаясь заставить меня сдаться. Я не могу допустить повторения, Эшли. Особенно с тобой.
Эшли озлобленно всосала через соломинку остатки молока. Если, конечно, возможно озлобленно хлюпнуть.
– И куда мне, по-твоему, деться? Альфред, я не могу вернуться в Контору… Я помогла тебе бежать. Ты хоть представляешь, что со мной сделают? И вернуться к старой жизни я тоже не могу. Ее у меня отняли. Господи, знай я тогда, в шато, что ты намерен сделать, я попросила бы о смерти. Ты не можешь так со мной поступить. Я не позволю. Куда бы ты ни пошел, я пойду за тобой. И пока я жива, пока жив ты, я тебя не оставлю.
– Об этом и речь. Это я и пытаюсь сказать. Я не знаю, что со мной будет, но больше чем уверен в твоей судьбе. Эшли, я не хочу, чтобы это случилось. Я лучше харакири себе сделаю, чем буду смотреть, как это происходит с тобой.
Эшли бросила салфетку в тарелку и наклонилась ко мне через стол. Она заключила мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Я почувствовал вкус шоколада.
– Ты не догоняешь, – сказала она и погладила меня по щеке. – Я приписана к тебе, Альфред Кропп. Ты мною владеешь.
01:11:57:02
Оставив Эшли в ресторане, чтобы никто не подумал, будто мы собираемся сбежать, не заплатив, я пошел в офис «Вестерн юнион», где меня уже ждал перевод от мистера Нидлмайера, и обналичил двадцать долларов на звонок Сэмюэлу.
Ответили после третьего гудка. Это был не Сэмюэл, но голос показался мне смутно знакомым.
– Думаю, я знаю, кто звонит, – сказал он с французским акцентом.
– Где Сэмюэл?
– Преподобный Иоанн неважно себя чувствует, Альфред, – ответил Вош словами оператора АМПНА. – Но если ты оставишь сообщение, я с удовольствием передам.
Я прислонился к стене и закрыл глаза. Во рту появился привкус салата, и я испугался, что меня стошнит прямо у телефона.
– Он жив?
– Он-то жив, а вот ты нет. Тебе стоило посетить свои похороны. Очень трогательно, хотя и не многолюдно.
– Ты не купился.
– Жалкая попытка. Зачем преподобному Иоанну охранять труп?
– Я хочу с ним поговорить.
– Ему нездоровится. Мне показалось, что эта тема закрыта.
– Откуда мне знать, что ты не врешь? Может, вы уже его убили.
– Тогда я стал бы лгуном и тупицей вроде того, кто имитирует собственные похороны.
– Что вам надо? – спросил я.
– Ты знаешь что.
– У меня этого нет.
– Excuse-moi?
[16]
– Я сказал, что у меня этого нет. Никогда не было, и я не знаю, где его искать.
– Что искать?
– Череп. Череп, Вош. Тринадцатый Череп.
Вош сперва ничего не ответил. Потом рассмеялся:
– А ты смышлен, Альфред Кропп. Скажи, где находишься, и я помогу его найти.
В аэропорту было полно народу. Только что приземлился самолет, и люди спешили на стыковочные рейсы. Судя по одежде, большинство были отпускниками. Парочки и семьи, немного возбужденные, как все путешественники, быстро проходили мимо, болтали и смеялись, тянули за собой уставших детишек. Мне было не суждено попасть туда, куда они спешили. Не суждено оказаться и на их месте сейчас.
– Скажи, где ты находишься.
– Снаружи, – ответил я.
– Пардон?
– Я сказал, что вышел из здания аэропорта Хелена, штат Монтана. И захвати его с собой, понятно?
– Я договорюсь. Почему бы нам не сломать традицию, Альфред? Стой, где стоишь, и не дури.
– Я никуда не денусь, – сказал я. – Насчет дурости обещать не могу.
Закончив разговор, я вернулся в ресторан и оплатил наш счет. Глаза у Эшли покраснели, и я подумал, что она плакала, пока меня не было.
– Почему так долго? – спросила она.
– Деньги задержались, – соврал я. – Пришлось ждать.
В магазине аэропорта я прикупил джинсы и свитеры с надписью «Биг скай эрлайнз» на груди, после чего зашел в туалет переодеться.
Когда я вышел, Эшли окинула меня критическим взглядом и спросила:
– А где пистолеты?
– Выбросил в урну. Оружие и самолеты не сочетаются.
– И куда мы летим?
– В Ноксвилл, – соврал я во второй раз за полчаса.
Врать вообще нехорошо, но иногда для того, чтобы сделать, что должен, приходится поступать плохо. Я выкинул эту мысль из головы. Так рассуждает Оп-девять.
«В другой жизни ты мог бы стать отличным АНП».
– А это не слишком очевидно? – спросила Эшли.
– На то и расчет. Настолько очевидно, что очевидность делает это неочевидным.
– Нуэве расставит агентов у всех выходов, в каждом ресторане, а то и в каждом туалете. Мы и тридцати секунд не продержимся в Ноксвилле.
– Я не вижу выхода. У меня в голове бомба, и только один человек может ее вынуть. Тот, кто приказал ее установить.
– Нейрохирурги есть во всех крупных городах Америки, – напомнила Эшли.
