– Я – дракон, имя мое – СОФИЯ!
Тут я проснулся. В номере было тихо, только гудел обогреватель. Эшли так и сидела у двери. В окно просачивался бледно-голубой свет, и в его лучах она казалась продолжением моего сна. Пару минут я просто смотрел на нее. Мне было хорошо оттого, что она нашла меня, и в то же время плохо.
«Альфред, если хочешь от кого-то сбежать, забирай с собой маячок».
Я выскользнул из-под одеяла и в носках подошел к столу. Мама всегда говорила, что в отелях нельзя ходить босиком, потому что ковры – самая благоприятная среда для микробов и всяких заразных болезней. У мамы был пунктик на этот счет. У нее еженедельно уходило на уборку флаконов двенадцать лизола.
Эшли молча смотрела, как я устраиваюсь на стуле напротив. Я подумал, что у нее очень усталый вид. Особенно выделялись глаза с темными кругами.
– Давай посторожу, – предложил я. – Не спится.
– Почему?
– Кошмары разные снятся.
На столике между нами лежала черная коробочка. Я дотронулся до нее. Эшли молча следила. Ее глаза перебегали с моей руки на коробочку и обратно: коробочка – лицо – коробочка.
– Сегодня тот здоровый плоскорожий упырь хотел меня убить. Он очень старался, – сообщил я. – Здоровый гад. Метра под два ростом. А вес – триста фунтов как минимум. Попер на меня с кинжалом. А клинок с мою ладонь.
– И чем все кончилось? – шепотом спросила Эшли.
Я тяжело вздохнул:
– Нет его больше. Убил я его.
Эшли провела рукой по своим золотистым волосам. А я поглаживал черную коробочку.
– Но я бы лучше схватился с сотней таких упырей, чем жил вот с этим. Нуэве сказал, что оно не больше кончика карандашного грифеля. Мелочь убивает нас быстрее и даже вернее. Микробы, например. Или раковые клетки. Мама обнаружила на виске малюсенькую болезненную точку. Размером с горошину. А потом, всего через шесть месяцев, она умерла. Все это невидимые мелочи, как в старом анекдоте о слепых и слоне.
– Не слышала, – отозвалась Эшли. В ее глазах отражался свет, проникавший с парковки.
– Это притча такая. Собрали ребят, слепых от рождения, и предложили потрогать слона. Один потрогал хобот, другой – хвост, третий – ногу, ну и так далее. А потом их спросили: «Какой из себя слон?» Тот, который пощупал хобот, сказал, что слон похож на плуг. Тот, который трогал бивень, сравнил слона с древесным стволом. А тот, который трогал ноги слона, ответил, что это храмовые колонны. И все они ошиблись, потому что не видели всей картины, но от этого ничего не изменилось. Слон остался слоном.
– Ясно… – сказала Эшли. Она ждала морали.
– Понимаешь, иногда чего-то не видно лишь потому, что стоишь слишком близко.
Я нажал на синюю кнопку. Замигал красный огонек. Эшли метнулась вперед, машинально потянувшись к коробочке, но я взял ее со стола и положил на колено.
– Что ты делаешь, Альфред?
– Проверяю, что щупал – слона или дерево.
«Если хочешь от кого-то сбежать, забирай маячок».
– В Кэмп Эхо я спросил тебя про радиус действия этой штуки. Ты сказала, что миля или две.
– Альфред, это GPS, – осторожно и медленно проговорила Эшли. – Я узнала об этом, только испытав его в Ноксвилле. А когда ты спрашивал, я, честно, понятия не имела, какой у него диапазон.
– GPS, усек. – Я погладил пальцем светящуюся красную кнопку. – Значит, не важно, как далеко я убегу. Нуэве и компания всегда будут знать, где меня искать.
Эшли сглотнула:
– Думаю, что да.
– Думаешь? Или знаешь?
– Альфред, ты меня напрягаешь. Давай ты положишь его на стол, а то еще натворишь дел.
– Наверное, ты права, – согласился я. – Я ведь не знаю, что случилось с теми слепыми дальше, когда им объяснили, кого они трогали. Может, они взбесились. Может, для всех было бы лучше, если бы слон остался деревом.
– Отдай мне прибор, Альфред. – Эшли протянула через стол руку, сжимая в другой полуавтоматический пистолет.
«Я влюбилась в кого не следует. Это плохо, и я знаю, что плохо, но ничего не могу поделать».
– Нуэве дал мне убежать в лес, хотя не нашел бы меня. Я забрал с собой единственный прибор. Потом он позволил мне улететь уже с двумя устройствами. Я мог отправиться куда захочу, и он бы не выследил. Во всяком случае, до того, как обзавелся бы третьим, но это требовало времени, а время для него главное, ведь он не может допустить, чтобы со мной что-то случилось? Образовался огромный временной промежуток, когда он не знал, где я и, стало быть, не мог защитить инвестицию Конторы. Кто я такой? Инвестиция. А в чем заключается его работа? Он должен ее охранять. Так почему он позволил мне уйти?
– Почему? – эхом отозвалась Эшли.
– Ответ – слон, Эшли. Он меня не отпускал. Я всегда был под контролем Конторы, кроме того случая, когда бросил тебя в самолете.
– Это безумие какое-то, – сказала Эшли. – Альфред, ты… параноик. Это простительно, но я говорила тебе…
– Да, говорила. Я владею тобой. Я твое задание.
– Нет, не так. Не в этом смысле.
Эшли встряхнула головой, и золотистые волосы на секунду закрыли ее лицо, которое уже не казалось таким загорелым.
– Эшли, кто прикрепил тебя ко мне? Директор Смит или Оп-девять?
Я нажал на красную кнопку. На дисплее загорелись цифры. Эшли окаменела. Тридцать… двадцать девять… двадцать восемь… двадцать семь…
– Видишь, я вполне уверен, что знаю ответ, – заметил я. – Настолько уверен, что ставлю на кон свою жизнь.
Девятнадцать… восемнадцать… семнадцать… шестнадцать…
– Кто, Эшли? Я или Нуэве? Кому ты принадлежишь?
Я бросил ей коробочку. Эшли выронила пистолет, поймала ее обеими руками и быстро набрала дрожащими пальцами код.
Красный огонек погас.
Я подобрал упавший стул и сел. Эшли опустилась на другой, возле двери, а пистолет остался лежать на полу у нее в ногах. Она прижала коробочку к груди, как ребенка.
– А теперь можешь вешать мне лапшу про то, что тебе просто повезло угадать код, – сказал я. – Влюбилась в кого не следует. Так и есть. Только в первый раз я ошибся, а теперь – нет.
– Это не то, что ты думаешь, – прошептала она, но в глаза не взглянула.
– Не надо ничего объяснять, Эшли.
Я встал, принес из ванной туалетную бумагу и протянул Эшли.
– Я не стану вытирать лицо туалетной бумагой, Альфред.
– Ладно, – сказал я и сунул бумагу в карман.
– Я правда хочу тебя защитить, – продолжила Эшли. – И я действительно… ты мне не безразличен, Альфред. Вот в чем дело. Это единственная причина, по которой я согласилась на происходящее.
