– Ребята… – Тинувиэль развесил уши в стороны. – Ребята…
Он сел на пол и тихо заплакал. Раны, которые в лесу не болели, снова начали болеть, да так, что дыхание перехватывало. Только душевная боль была куда как сильнее.
– Ну, чего ты… – присел рядом Храт. – Не баба.
– Меня из дому изгнали… – всхлипнул принц. – За то, что вас предавать отказался…
– Меня тоже… – помрачнел орк. – И за то же самое.
– А я от мечты отрекся… – пробормотал Санти.
– И я… – тяжело вздохнул Энет.
– А зря! – прогремел под потолком чей-то насмешливый голос. – Вы отреклись от самих себя. Значит, умрете!
Из множества ведущих в зал коридоров начали выходить люди, орки и эльфы. С мечами. Не сразу друзья поняли, что смотрят на самих себя. Их шли убивать бесчисленные Храты, Энеты, Сантиары и Тинувиэли. Четверо переглянулись и с трудом, поддерживая друг друга, встали, обнажив картаги. Умирать следовало с достоинством.
– Моя кровь – ваша кровь, братья! – прохрипел оскалившийся орк, тяжело дыша, – сил не осталось ни на что.
– Моя кровь – ваша кровь! – повторил принц, сморщив уши. – Наше время, похоже, пришло. Встретимся там!
Вслед за ними ту же фразу произнесли Санти с Энетом. Четверо друзей молча стояли и ждали начала своего последнего боя. Они ни о чем не жалели. Выбор был сделан, и жалеть о нем глупо, да и недостойно. Они просто стояли и ждали, не замечая, что их мечи медленно разгораются цветами Жизни, Мудрости, Ярости и Света. Это уже не имело никакого значения, все осталось позади. За все было заплачено, все долги отданы. Мосты были сожжены. Если бы кто-нибудь посмотрел на них со стороны, то удивился бы. Обреченные на смерть улыбались. Глаза каждого были широко распахнуты навстречу иному миру, который уже открывал свои ворота, заливая все вокруг нездешним светом. И какая разница, что пирамида над головой начала раскрываться, а за спиной каждого медленно растут крылья? Да никакой!
Лек ломал пальцы уже который час, не зная, что и думать. Никто еще не задерживался в пирамиде на такой срок. Никогда! Неужели погибли? Не дай Единый Создатель! Он не видел, что император волнуется не меньше его. Да и Ланиг с Керталом тоже мерили нервными шагами площадку у подножия гигантского монолита. Все они успели полюбить четверых оболтусов.
– Твое величество! – донесся до Марана голос одного из эльдаров. – Смотри! Это же…
Император посмотрел вверх и ошеломленно замер. Верхушка пирамиды раскрывалась! Медленно расходились в стороны черные лепестки странного цветка, чего никогда еще не случалось. Ни в одной хронике не описывалось ничего подобного, ученики входили в пирамиду и выходили из нее через одну и ту же дверь. Иных отверстий в черном монолите не было! Что происходит? Но какое-то воспоминание не давало покоя, что-то он читал об этом. Но что? Маран лихорадочно припоминал. А припомнив, застыл как изваяние. То же самое пророчество Пятерых. «И взлетят они, пять птиц, над памятью Тьмы, и станут крылаты над черным цветком».
– Крылаты… – прошептал император. – Крылаты… Создатель, неужели свершилось?
Свершилось. Над раскрывшейся черной пирамидой медленно всплывали в небо четыре фигуры, горящие неземным светом. За спиной каждой бились полупрозрачные, почти невидимые крылья. У каждого своего цвета. Белые. Алые. Синие. И зеленые. Летящие казались ангелами, пришедшими из небесных сфер. Но это были не ангелы, это были два человека, эльф и орк. Крылатые. Совсем как на рисунках Храта.
– Что это? – непонимающе спросил Лек.
– Не что, а кто, – ответил его величество, руки императора дрожали. – Твои ученики. Что же ты стоишь, парень? Лети к ним, они тебя ждут!
– Лететь?! – Изумлению горца не было предела. – Как?!
– А никак! Просто бери и лети!
Просто? Хорошо же! Лек трясущимися руками обнажил картаги и призвал их силу. Лезвия медленно загорелись черным огнем, за спиной выросли черные полупрозрачные крылья. Он одним прыжком взметнулся в небо и понесся к парящей там четверке. Друзья радостно встретили наставника.
Только немногие свидетели чуда, стоявшие у подножия пирамиды испытаний, могли видеть парящих в недоступной человеку выси Пятерых. Крылатые хохотали, купались в океане разноцветного пламени и летели. Ничто больше не имело значения, только они и небо. Все остальное осталось внизу.
Иерусалим, январь—июнь, 2005
