Дедушка не терял боевого духа даже во сне.
— Вот это был залп что надо! — похвалил Янне. Мы оценивали дедово пуканье по придуманной нами шкале — от почти не слышного, словно комариный писк, до пушечных залпов.
— Тринадцать, — сказал я. — Этак он сегодня побьет свой предыдущий рекорд!
— Ему бы на олимпиаде выступать, — подхватил Янне.
— Или в церкви. У него живот гудит погромче органа.
— Четырнадцать, — сосчитал Янне.
— Он повторил свой прежний рекорд, — заключил я. — Ну, теперь всё.
— Да, — согласился брат, он был явно разочарован. И тут раздался еще один залп, еле слышный, как у какой-нибудь тетеньки, но мы и его засчитали. Мы были единовластными судьями и могли судить, как хотели. От смеха на нас напала икота, так что пришлось уткнуться в подушки, чтобы себя не выдать. Потом дедушка захрапел. Сначала звук был тихий, как жужжание электробритвы, потом погромче — как лодочный мотор в двенадцать лошадиных сил.
— Кончилось веселье, — констатировал Янне.
— Угу, — сказал я. — Кстати, ты не знаешь, где можно найти жуков?
— Заткнись, спать давай, — буркнул брат и сунул голову под подушку.
А я всё лежал, смотрел в потолок и думал о Пии. В перерыве между дедовыми всхрапами мне почудился ее хрипловатый смех. Но к тому времени я уже почти уснул.
Несколько дней кряду мы с Классе занимались поисками жуков.
В дровах в дедушкином сарае мы ловили усачей и короедов. Исползали весь газон в саду школьного учителя в поисках вечно прячущихся долгоносиков. Заодно музыки наслушались: учитель играл на пианино, распахнув окно. Иногда он пел. А порой кашлял.
Потом мы решили перенести поиски подальше от дома. И отправились к старому бомбоубежищу у проселочной дороги. В траве у входа сидел Леффе со своей маленькой сестренкой. Перед ними лежала горка шишек, они втыкали в них палочки.
— Что это ты мастеришь? Зверюшек?
— Никакие это не зверюшки, — возмутился Леффе. — Это ручные гранаты.
Он швырнул в нас несколько штук:
— БАХ! БАХ!
Но когда мы отошли подальше, я услышал, как он промычал: «Му-у».
— Ну, куда теперь? — спросил я.
— Давай на Эстерманову компостную кучу, посмотрим, вдруг найдем там жука-носорога, — предложил Классе.
И верно: жук спал под полусгнившим капустным листом.
— Видал?! — обрадовался Классе и указал на торчащий рог. — Это самец. Вот повезло!
Жук был настоящий красавец: и впрямь словно крошечный черный носорог. Классе объяснил мне, что может пройти пять лет, пока из личинки вырастет настоящий жук. А еще рассказал, что они питаются гниющими растениями, но только по ночам, а днем спят. Он взял жука и пощекотал ему пузико, чтобы тот успокоился.
— Знаешь, что мне в тебе нравится? — спросил я.
— He-а.
Классе сунул жука в банку с эфиром, чтобы тот спокойно умер.
— Ты всё про всё знаешь. И у тебя столькому можно научиться! Ну что, достаточно теперь жуков?
— Нет, еще восемь надо насобирать. Может, покурим?
— Не успеем, — ответил я, потому что вспомнил о Пии и о том, что хотел пойти с ней на рыбалку.
— Ладно, мне всё равно уже обедать пора, — сказал Классе.
— А ведь и мне тоже! — спохватился я.
Но мы всё же присели ненадолго. Классе достал сигарету. Он старался показать, как ему нравится это занятие. Но я ограничился вдыханием восхитительного затхлого запаха, исходившего от компостной кучи. Из конюшни доносился грохот, словно кто-то молотил там внутри здоровенной кувалдой. Это был Чернобой, бешеный конь Эстермана, он бил копытом в стену стойла. Он вечно так — колотит, пока дыру в досках не пробьет.
— Надо бы дедушке прибить еще пару досок для укрепления, — сказал я.
— Да уж, — согласился Классе.
Когда мы дошли до развилки, он сказал:
— Встретимся после обеда и еще поищем.
— Давай, я знаю отличный пень.
— Ладно.
Мы договорились встретиться в два часа и разошлись по домам.
Все, кроме дедушки, ели на обед простоквашу с накрошенными в нее хлебцами и брусничное варенье. А дедушка — картошку и две мясные котлеты. Простоквашу он приберег на полдник. Ел он ее с имбирем. Только дедушка собрался вонзить вилку в котлету, как я потянул к себе его тарелку. Достал лупу и принялся рассматривать мясо.
При увеличении котлета выглядела не больно-то аппетитно. Я потыкал в нее своей ложкой.
— Что ты вытворяешь? — заорал дедушка.
— Ага, что это ты удумал? — подхватил брат.
— Просто хочу проверить, нет ли в них каких насекомых, — ответил я.
— Что еще за насекомые могут быть в моих котлетах? — удивился дедушка.
— Может, ветчинные кожееды, — предположил я. — Они любят мясо. У них еще на надкрыльях есть такая колючая полоска в черную крапинку.
— Чертовы мелкие твари! — возмутился дедушка. — Ну что, углядел их?
— Нет, к сожалению.
Но это его не успокоило. Хотя папа и уверял, что жуки должны были погибнуть при жарке. Теперь у дедушки появилось еще одно ненавистное живое существо. Он жевал так, словно хотел перетереть их зубами.
Я же торопился съесть свою порцию, потому что старые напольные часы в углу показывали почти два.
— Уф, ну я и наелся! Дедушка, можешь выдать мне деньги за гусениц? — спросил я.
— Сколько?
— Две кроны.
Дедушка выудил монетки из кошелька. Я схватил их и убежал. Мне некогда было рассиживаться. Летом у меня всегда дел невпроворот. Но на этот раз я торопился как никогда. Я спешил к еловому пню у булочной.
Классе появился почти сразу вслед за мной.
Я обещал ему, что мы наверняка найдем в пне краснокрылых щелкунов. Эти жуки любят кору. Но на самом деле я торопился потому, что туда вот-вот должна была прийти за хлебом Пия. Мне необходимо было видеть ее время от времени. Я просто не мог удержаться. А на этот раз у меня возникла идея.
— Ничего здесь нет. Пошли отсюда, — вздохнул Классе, поискав немного.
— Посмотри получше. Ты что-то начал халтурить. К счастью, тут прикатила Пия на своем велике.
Она прислонила его к забору и вошла в булочную.
— Привет, и ты тут? — сказал я.
— Много насобирали? — поинтересовалась Пия.
— Скоро будет тридцать. Ну и жарища сегодня!
— Да уж.
— Хочешь мороженое?
— Хочу, если угостишь.
