Я думал о своих незавершенных делах, в частности связанных с работой. Я трудился над кодом для нового модуля программы, проводил собеседования и нанимал новых разработчиков. Кроме того, писал статьи о нашем продукте для журналов и, наконец, готовился представить его на конференции, которая должна была пройти через несколько недель. «Все эти дела, – рассуждал я, – могут отвлекать меня, пока я буду в пустыне».
В течение ближайших нескольких дней я неистово работал, чтобы доделать новый модуль, написать статью, составить предложение разработчику и закончить первый проект моей презентации. Сначала Митч и Ирфан скептически отнеслись к тому, что меня не будет в течение почти целой недели и что я предупредил их так поздно. Мы все так напряженно работали, что мысль об отпуске просто не приходила в голову. Я сам считал, что при том объеме работы, который предстояло сделать в компании, ни один из нас не мог позволить себе отпуск, поэтому не знал, как им это объяснить. Но я рассказал им о состоянии моих текущих дел и сказал, что мне нужно некоторое время побыть вдали, чтобы «подзарядиться». К моему удивлению, они оба очень быстро согласились.
– В действительности в стартапе не существует подходящего для отдыха времени, поэтому ты просто можешь поехать когда хочешь; когда ты вернешься, работа все еще будет здесь, – сказал Митч.
– Если мы продолжим работать без перерыва, как сейчас, мы все довольно скоро сгорим, – согласился Ирфан, который впоследствии тоже поднял вопрос об отпуске.
Таким образом, заручившись согласием деловых партнеров, я, наконец, решил отправиться в пустыню. Я позаботился обо всех незавершенных делах, кроме одного. Для подготовки к поездке Рамасвами дал всем нам кинозадание – посмотреть «Последнее искушение Христа»
[85]
. Я ожидал, что фильм будет о пустыне, как «Лоуренс Аравийский»
[86]
. Хотя я жил раньше в Саудовской Аравии, я никогда не видел этого фильма и хотел его посмотреть.
– Ты можешь посмотреть и его тоже, если хочешь. Но важно, чтобы ты посмотрел «Последнее искушение», – сказал Рамасвами.
Я спросил, почему мы должны смотреть такой противоречивый и христианский фильм. Он рассмеялся:
– Не беспокойся обо всех этих спорах. Та часть фильма, которая сейчас для тебя важна, – это не тот фрагмент, где Иисус спит с женщинами! Для тебя важен момент, когда Иисус уходит в пустыню, чтобы побыть в одиночестве. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на этом моменте.
Я согласился и за день до отправления взял в прокате фильм и посмотрел его в одиночку. Было неплохо соответствующим образом настроиться на поездку.
Мы прибыли в Боррего-Спрингс – небольшой городок недалеко от пустыни Анза Боррего
[87]
к югу от Сан-Диего. Пустыня была не такой, как я ее представлял. Когда мне было десять лет, моя семья в течение года жила в Эр-Рияде – столице Саудовской Аравии. Однажды мы ездили через пустыню в Мекку
[88]
, и хотя я не помню большей части поездки, припоминаю огромные ландшафты открытой пустыни. Я помню двухполосное шоссе, проложенное среди бесконечных миль песчаных дюн. По какой-то причине я воображал, что эта пустыня будет выглядеть так же.
Но пустыня на юго-западе Америки не имела ничего общего с Аравийской пустыней
[89]
. Для описания пустыни Анза Боррего подходило слово «суровая». Там не было мягких холмов песчаных дюн. Песок был не очень глубоким и был полон мелкой гальки и более крупных камней. Через каждые полметра встречались небольшие кусты, и было трудно идти по прямой линии, потому что их надо было постоянно обходить. Плоская часть окружена изрезанными холмами. Куда ни кинешь взгляд – повсюду видны оттенки коричневого: коричневый песок, более темно-коричневые кусты и еще более темные коричневые валуны. А еще нам надо было остерегаться гремучих змей.
Однако в этих холмах было что-то потустороннее. Трудно сказать почему, но пребывание здесь вызывало волнение. Я ощущал теплый непрекращающийся ветер пустыни. Он напомнил мне о горячих ветрах Аравии. Казалось, что ветер пустыни пронизывает все насквозь, сохраняя чистоту этого места.
Боррего-Спрингс был мало похож на город. Скорее, он представлял собой небольшую группу зданий вокруг кольцевой развязки. От развязки шли четыре дороги. Две из них были местными – с них очень быстро сходил асфальт, и они становились грунтовыми. Две другие исполняли роль «главных шоссе», являясь, по сути, двухполосными асфальтированными дорогами.
Я решил дойти от нашего отеля до «центра города». Было жарко, более 38 градусов, но сухая жара, казалось, не влияла на меня так сильно, как влажное лето в Бостоне. Я дошел до большой кольцевой развязки, внутри которой располагался маленький парк, сел, прислонившись спиной к дереву и наслаждаясь его небольшой тенью, и начал писать в тетради. Я регулярно пополнял ее записями на протяжении ряда месяцев. Сейчас мне хотелось описать чувства, вызванные приездом в пустыню.
В тот вечер и на следующий, в день летнего солнцестояния, мы ходили в пустыню Анза Боррего. На время мы проникли в альтернативную реальность бесконечного пустынного ветра под яркими сияющими звездами. Никогда в жизни не видел я столько звезд. Живя в городе так долго, я позабыл, каким изумительным может быть ночное небо с пересекающим его Млечным Путем. Когда я медитировал, чувствовал, что свободно парю среди этих звезд.
Следующие несколько дней мы провели так: жарким днем мы бездельничали в Боррего-Спрингс и я записывал в тетрадь свои впечатления; ночью мы шли к удаленному месту силы в пустыне и медитировали. С каждой ночью энергия пустыни становилась все сильнее. Я чувствовал то, что Рамасвами назвал бы «очищением ауры» – словно ветер просто «выдувал» из моей ауры все, что в ней плохо держалось.
В маленький иллюминатор светило яркое солнце, и я опустил занавеску, чтобы создать тень. Я посмотрел на часы. Было восемь утра, и я только возвращался красноглазым
[90]
рейсом из Лос-Анджелеса в Бостон. Полет оправдывал свое название, и я чувствовал, что мои глаза все больше краснеют. Но, несмотря на проведенную в самолете ночь, я был необычайно энергичен.
