Потом мы увидали, как механические пауки от посадочного индуктора толпой помчались к точке удара.
Элиан. Конечно, Элиан. Мы все это знали. Знали еще до того, как его вывели из-за гребня холма – в одежде грохотчика и в высоких Ханниных башмаках.
– Ну вот, – сказал аббат. – Спасибо, Ханна. Сообщи родителям, что мы с ними свяжемся.
Надзиратель отступил назад, и девочка стремительно бросилась наутек.
Аббат смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, затем повернулся к нам, постепенно, по одному градусу, как храповик.
– Итак, дети мои, – улыбнулся он. – Разве не познавательный исторический момент? Пойдемте посмотрим?
Идти смотреть никто не хотел. Но никто не осмеливался сказать об этом. Наша маленькая шеренга, выстроившаяся, как для расстрела, сбилась в кучу – ошарашенные ударом орбитального оружия, мы жались друг к другу. Хан помогал Грего подняться с земли.
– Ну же. – Аббат вскинул руку. Надзиратели словно из стен выступили и сгрудились вокруг. – Это должно быть поучительно.
И мы пошли – шестеро детей в белом двигались за старым, поскрипывающим роботом, который нащупывал себе дорогу палкой. Издалека, наверное, смотрелось идиллически. Если не обращать внимания на машины, которые кишели в высокой траве вокруг, вспугивая со всех сторон кузнечиков.
Мы двигались тем же путем, каким пришли грохотчики, – по едва заметной тропке через высокую, по пояс, растительность прерии. Трава была сухая и жесткая от августовского зноя, а буйволова ягода и древовидная полынь острыми колючками царапали нам руки. Через тонкие подошвы таби чувствовались комья земли.
Сто метров, двести – так далеко от обители еще никто из нас не уходил. Триста метров. А потом дорога кончилась.
Перед нами открылся кратер: мелкое чашеобразное углубление в земле, шириной в тысячу футов. От него еще поднимался жар и пахло печью для обжига.
На дне валялись три яблока, словно их туда уронили.
Мы стояли на краю воронки. Ближе всего ко мне оказалась Тэнди, и она тряслась – дрожь волнами исходила у нее от кожи, как рябь в воздухе от места удара. За то, что сделал Элиан, сделал так открыто, будет наказана наша когорта. Когда? Где? Как? Эта воронка, такая странная, такая горячая, вызывающая в уме столько возможных объяснений. Да уж, возможно, это будет поучительно.
И как-то по-другому. Не так, как мы привыкли. Не так, как было заведено. Не то, что мы были в состоянии вынести. Тэнди не единственная тряслась от ужаса.
Но аббат не двигался.
Аббат. Мой учитель и защитник, близкий для меня, как… как… Не придумать было сравнения. Он не причинит мне боли. До сих пор никогда не причинял.
Но вероятно, отдавал приказания причинить мне боль.
Говорил с Ханной, словно с родной.
И беседовал с Талисом в глубине своего непостижимого сознания.
И ведь сказано в Изречениях: «Эти Дети – мои».
Мы стояли у кратера в молчании, дрожа, несмотря на жару. Потом отправились обратно в обитель. Элиана нигде не было видно.
Позже в новостных распечатках я прочла, что Талис потребовал от грохотчиков крови за вмешательство в чужие дела и что семья постановила выдать не Ханну, а ту пожилую женщину.
Своими детьми жертвуют только короли.
Глава 10. Выбор Греты
Элиана нам все еще не верну ли, а ожидавшееся наказание подоспело на следующий день. Как обычно, оно оказалось довольно простым. Не открывались окна. Атта попробовал раз-другой, потом повернулся к нам и красноречиво пожал плечами. Дверь класса задвинулась сама по себе.
Значит, на сей раз это будет жара. Не обжигающий жар и странный дым кратера – не то, чего мы боялись, – но тем не менее жара. Что ж. Такое мы уже переживали. Когда в класс, шаркая, вошел брат Дельта, температура уже поползла вверх. Без предисловий он пустился в рассуждения о роли ритуала в сдерживании войн.
В каком-то смысле война – всего лишь ритуал: магическое претворение крови в золото, нефть или воду. Существовали целые культуры, чье понимание войны не слишком отличалось от их понимания религии или спорта. Цветочные войны ацтеков, например, были ритуалом, который длился веками, и целью его было получить пленников для религиозных жертвоприношений. Когда пришли испанцы, они сочли ацтеков дикарями, поскольку цветочные войны не заканчивались массовыми смертями.
Причудливые представления о дикости.
Талис откинул нас назад к ацтекам, настаивая, например, на ограничении дальности стрельбы оружия ста ярдами. «Я говорю про всякие пистолеты с арбалетами, – гласили Изречения. – Черт побери, верните мечи – это было круто! Если жаждете крови, так пусть у вас руки будут в ней по локоть».
Класс медленно раскалялся, а мы тем временем обсуждали эмоциональные различия между ощущением рукопашного боя и тем, что когда-то называли «оправдание высотой» – возможность для пилотов и операторов дронов убивать десятки тысяч людей, не сталкиваясь с необходимостью смотреть им всем в глаза. Что из этого бо́льшая дикость?
Первое правило войны, данное Талисом: «Добавьте индивидуальности».
У меня от жары вспотели ладони. Я вытерла их о колени.
Ритуализация войны – неисчерпаемая тема. Лекция продолжалась несколько часов – все утро. Жара надвигалась на нас, как прилив. Да Ся подтянула под себя ноги и села в полулотос. Похоже, это не помогало.
Прозвенели колокола, но брат Дельта даже не сделал паузы. Мы видели, как младшие дети вереницей текут на улицу, а он продолжал разговор, особо остановившись на заложниках. Токугава Иэясу, первый из династии сёгунов Токугава в Японии, провел детство, будучи заложником. В молодости князь Влад Цепеш-Колосажатель и его брат содержались в качестве заложников у оттоманского султана, чтобы гарантировать тому лояльность их отца.
– О да, – сказал Грего. – И так удачно все вышло. А как Колосажателя история его помнит лишь потому, что он изобрел шашлык.
– Правда? – спросил Хан.
Атта – родом из тех же краев, что и Влад, – едва не взорвался.
– А ну хватит! – рявкнула Тэнди. – Прекратите, это не смешно.
Она вся блестела от пота и все время посматривала на пустую парту Элиана, словно желала прожечь ее взглядом. На парту влез надзиратель и уселся на столешнице. Тэнди отвернулась. Второй надзиратель устроился на потолке, и еще пара замерла у двери.
Шутки затихли.
Жара усиливалась.
Брат Дельта вызвал меня отвечать про римскую традицию взятия заложников, а она была богатой. Римляне брали заложников толпами – например, тысячу детей благородных семейств ахейцев в ходе войны с Персеем Македонским. В числе этих заложников оказался историк Полибий, чей отец…
Но я вдруг почувствовала, что дышу ртом, пытаясь охла диться. Полибий, который…
