Книги так и валялись там, куда их сбросил акустический удар. Через разбитый потолок струился дневной свет, и я почувствовала острый, грустный запах пыли, прибитой дождем.
У стола для карт стоял аббат.
Когда мы вошли, он повернулся. На экране снова отображалось лицо.
– Марк Аврелий говорит, что лучшая месть – не быть похожим на того, кто нанес тебе вред. Признаюсь, мне непросто этого добиться. Доброе утро, Да Ся. Доброе утро, Грета. Рад, что вы хорошо выглядите.
– Святой отец…
Мой голос прозвучал сипло. Я думала, ЭМИ убил аббата. Видеть его живым было радостнее, чем я могла выразить словами.
– Вижу, вы познакомились с мистером Бёрром.
– Пожалуйста, зовите меня Толливер, – снова сказал Бёрр.
Подойдя к аббату поближе, я увидела, что одна рука у него пришпилена к столу. Рядом с рукой стояла коробочка с мерцающим сенсорным экраном. Пучок проводников из коробочки тонкой змейкой извивался по столу и убегал к голове аббата. Я переводила взгляд с него на Бёрра и обратно.
– Между мной и мистером Бёрром произошло небольшое разногласие, – сказал аббат. В его голосе появился странный легкий хрип. – Я объяснял ему, что я – искусственный интеллект Класса два, который, согласно Бангалорской конвенции, пользуется всеми правами личности, а вовсе не является терминалом линии связи.
– Но вы же можете работать связным устройством, – сказал Бёрр.
– Конечно могу. Но вы должны были бы спросить, хочу ли я это делать.
– А! – сказал Бёрр, словно проблема была чисто техническая. – Думаю, наша коробочка справится как следует.
Он наклонился и что-то сделал с сенсорным экраном.
Аббат дернулся, как Элиан после разряда электричества, а потом… он умер. Точно так же вытекает жизнь из человеческих глаз. Только что аббат был здесь, и вот уже это лишь тело, куча деталей.
– Отец! – закричала я.
Но он не вернулся.
Рука Да Ся оказалась у меня на плече – я чувствовала, как она дрожит. Но из камберлендцев никто не отреагировал.
– Отец аббат? – позвала я.
Молчание.
– Работает, Бёрр?
Из тени позади стола аббата вышла Уилма Арментерос.
– Да, генерал. – Бёрр, прищурившись, всмотрелся в экран. – Мы готовы к сеансу связи.
– Хорошо, – буркнула Арментерос и выдвинула из-за стола стул, стоящий напротив аббата. – Ваше высочество, прошу садиться.
Я медленно обошла стол и приблизилась к ней. Села. Я не могла оторвать глаз от мертвого предмета, который раньше был моим аббатом. Генерал тяжелой рукой похлопала меня по плечу. Стучало в висках, тянуло тонкие волоски там, где косы были заплетены слишком туго. За мной маячила Арментерос. Какой жесткий стул.
Да Ся подошла и встала рядом с аббатом. Ее глаза говорили: «Держись». Мне очень захотелось взять ее за руку, но было нельзя. Я только смотрела на эту руку, опирающуюся о стол рядом с рукой аббата. Через его запястье проходил шуруп, который пронзил наружные резиновые мышцы и проделал отверстие между сочленениями. Стол был узкий – я легко могла бы дотронуться до этой безжизненной конечности. Но не стала. Спинка стула упиралась мне в лопатки – должно быть, я отодвигалась все дальше и дальше назад.
Толливер Бёрр деловито обошел стол и встал около меня.
– Просто великолепно, не шевелись секундочку.
Он поднес к моему лицу какой-то измеритель, потом развернул его к себе и прочитал данные. После чего удовлетворенно кивнул генералу:
– Отлично. Был бы у меня рассеиватель, я бы разгладил кое-какие тени – но на самом деле не надо, чтобы все выглядело слишком прилизанно. Главное, чтобы ее было легко узнать.
– Спасибо, Бёрр, – кивнула Арментерос. – Соединяйте нас.
– Конечно, только дайте я сперва выйду из кадра.
«Выйду из кадра…» Его слова эхом отозвались у меня в голове. Что, меня кто-то собирается снимать?
Я подняла глаза на аббата. Его лицевой экран был мертв. Лишь несколько отдельных пикселей показывали, где находились глаза и рот, когда аббат… ушел.
– И… начали!
Бёрр легким дирижерским жестом убрал руку от сенсорного экрана.
И вдруг вместо лица аббата появилась моя мать.
На королеве Анне не было парика.
Это меня потрясло, как если бы она вышла к нам без одежды. У нее были короткие растрепанные волосы цвета пепла, а не огня. Какое-то время она не смотрела на меня. Очевидно, мое изображение еще не стало резким. Где-то зажужжал наводящийся объектив, и я встретилась глазами с матерью.
– Грета! – произнесла она.
Я не знала, что ответить. И попробовала сказать:
– Мама…
– С тобой все в порядке? Они не причинили тебе вреда? А остальным?
– Я…
Как мне объяснить? То, что в момент удара ЭМИ я лежала в снофиксаторе, – это не вина камберлендцев. Вообще, то, что я попала в снофиксатор, было слишком сложным вопросом, чтобы обсуждать его сейчас.
– Из детей, которых я видела, не пострадал никто. Они причинили вред аббату…
Я посмотрела на его руку и снова перевела взгляд туда, где должно было быть его лицо. Но увидела только свою мать.
– Грета… – Она словно умоляла меня. О чем?
– И теперь панорама вправо. – Толливер что-то набрал на коробочке.
Должно быть, она управляла виртуальным присутствием моей матери, потому что аббат механически повернулся и посмотрел на генерала.
– Вы хотели убедиться, что она жива, ваше величество, – сказала Арментерос. – Вы удовлетворены?
– Как я понимаю, своего заложника вы забрали? – произнесла королева Анна таким твердым голосом, что им можно было чеканить монеты. – Я говорю о вашем внуке.
Арментерос бросила взгляд в темноту, потом снова посмотрела на экран и пожала плечами:
– Побочные преимущества, несущественные для данной дискуссии, ваше величество.
Голова аббата – голова моей матери – качнулась и повернулась так, чтобы снова видеть меня. Камера наехала, лицо заполнило весь экран и было видно только от подбородка до лба. Ее глаза располагались там, где должны были быть иконки глаз аббата. Они пристально вглядывались в меня. Я чувствовала необходимость что-то сказать, но не знала что. Ее взгляд приводил меня в дрожь.
– Грета, поговори со мной. Скажи что-нибудь такое, что знаешь только ты. Такое, что они не могут подделать.
Голову покалывало, но я не задумалась ни на секунду, а тотчас ответила:
– Я не Жанна д’Арк. Я это знаю, потому что мне страшно.
– Грета!..
Я едва расслышала свое имя. Я только видела его – в очертаниях губ моей матери. Она подняла руку аббата и дотронулась до меня – я ощутила на щеке легкий холодок керамических кончиков пальцев. На мгновение я позволила себе отдаться этому прикосновению, такому знакомому, а потом посмотрела на мать и кивнула. Она кивнула мне в ответ – как королева королеве – и повернула лицо к генералу.
