Симона вынула из набора компактную пудру, румяна и розовую помаду. Глядя в крохотное зеркальце пудреницы, она принялась старательно пудриться. Припудрив лоб, щеки и нос, она взялась за румяна и помаду.
– Ну, как я выгляжу? – спросила она.
– Отлично, – улыбнулась в ответ Жюли.
Однако макияж только разукрасил Симоне лицо, и не более.
– А теперь ты! – с видом знатока обратилась она к Жюли. – При твоей бледности тебе явно нужны румяна. Возьми вот эти – «свежий персик».
Наморщив брови, Симона румянила щеки Жюли. А потом выбрала помаду, но, заметив родинку над губой, приостановилась.
– Э-э… Мне кажется, губы у тебя и так хороши, – дипломатично заметила Симона.
– Все это глупости, – слегка коснувшись родинки, проговорила Жюли. – На палубе в лунном свете сложно различить цвета. Все кажется серым.
Снова посмотревшись в маленькое зеркальце пудреницы, Симона нанесла себе на щеки еще один слой румян.
– Это еще неизвестно! – возразила она.
Жюли мельком оглядела спальню. Две-три женщины надевали ночные рубашки и покрывали волосы сеточками, другие, лежа на постели, тихо болтали. А прачка Луиза, чья кровать стояла в соседнем ряду, пролистывала корабельную газету.
– Эй, девушка! – окликнула она Жюли. – В газете твоя фотография!
Жюли еще не успела взять в руки газету, как Симона уже склонилась над ней и завопила:
– Жюли, посмотри! Это и правда ты!
Жюли взяла газету и неохотно взглянула на фотографию. Она очень редко снималась, и ни одна из ее фотографий ей не нравилась. Когда ей было двенадцать, родители повели ее в фотостудию, и фотограф стал настаивать, чтобы она снялась в профиль. На фотографии Жюли вышла лучше некуда: изящная бровь, прямой нос, собранные в пучок волосы – но это была не она. Без родинки ее лицо казалось совершенно чужим. На этом же снимке ее родинка не только была отлично видна (и казалась почти черной!), но сама она почему-то выглядела сердитой. А что это у нее на руке? Серпантин, со вздохом признала она. Что ни говори, а на снимке была самая настоящая Жюли.
Она перевела взгляд на других женщин на фотографии: одна с серьезным выражением лица и в большой шляпе, а другая – как призрак, белесая и худая как щепка. Она пригляделась внимательнее и, к своему удивлению, обнаружила, что это были именно те две женщины, которых она видела накануне в приемной у доктора. Болезненного вида старушка в перстнях, с собакой и служанкой, и женщина, которая ждала доктора, – красивая застенчивая дама.
– Посмотри, – передавая газету Симоне, сказала Жюли, – я узнаю этих двух дам – вчера мы все трое оказались в приемной врача в одно и то же время. Да, странно – выходит, за несколько часов до этого мы все три шагали рядом по пирсу!
– Точно, – язвительно согласилась Симона. – Вы три… и тысяч пять других людей! Да брось ты! Нам пора!
Симона повернулась к прачке, чтобы вернуть ей газету, но та уже увлеченно красила себе ногти.
– Оставь ее себе, детка, – сказала прачка.
Жюли снова бросила взгляд на запечатленных на снимке женщин: интересно, как проходит у них это путешествие – в роскошных каютах на верхних палубах? Жюли аккуратно вырвала из газеты фотографию и вложила ее в книгу Жюля Верна вместе с остальными памятными вещами. Они с Симоной – выбросив по дороге остатки газеты, – незаметно вышли из комнаты и принялись подниматься по лестнице. На последних ступенях они наконец вдохнули прохладный воздух и увидели клочок вечернего неба; и тогда, несмотря на крутой подъем, Жюли задышала ровно и легко.
Жюли и Симона уже собирались выйти на палубу, как вдруг услышали над собой чьи-то голоса. Мужчина что-то невнятно бормотал, а женщина в ответ заливалась смехом. Пьяная парочка, хихикая и без конца падая на перила, кружила по палубе, и девушки различили отрывки английской речи.
– Американцы, – хмыкнув, прошептала Симона.
Они решили подождать, пока парочка удалится. Жюли, вздохнув, погрузилась в воспоминания: когда же в последний раз она танцевала, или что-то праздновала, или вообще от души смеялась? Может, на Национальном празднике в 1914 году? В какой-то другой жизни, где и она была совсем другой. Возможно, сегодня вечером она снова станет той самой прежней Жюли?
– Думаю, эти двое все-таки не Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд! – когда пьяная парочка удалилась, сказала Симона.
Они вышли на палубу и огляделись. Повсюду в укромных местах устроились парочки: между спасательными шлюпками, у перил, на угловых скамейках, возле составленных в кучу шезлонгов.
– С чего ты хочешь начать? – спросила Симона. – Пойдем заглянем в бальный зал?
– Симона, неужели ты думаешь, что мы можем незаметно смешаться с пассажирами первого класса в таком виде? – Жюли, взявшись за подол черной бесформенной юбки, сделала реверанс.
– Наверное, ты права, – согласилась Симона. – Но посмотри! Вышла луна. Давай подойдем к перилам и послушаем музыку. Может, они придут к нам!
Из столовой донеслись звуки музыки – играл струнный квартет. А через несколько минут кто-то дотронулся до ее плеча.
– Мадемуазель, можно пригласить вас на танец? – с улыбкой спросил Николай.
* * *
Вера вошла в столовую, и метрдотель тут же подошел к ней и провел к столу. Его помощь была как нельзя кстати, поскольку сама бы она своего столика ни за что бы не разыскала. Вера села за стол, и, хотя все ее соседи были уже на своих местах, на их просторном столе стояло два дополнительных прибора.
Официант во фраке с тоненькими усиками подошел к ним, чтобы принять заказ. Вера, не глядя в меню, без запинки проговорила: «Oui, un croûte au pot pour moi, s’il vous plaît»
[14]
, а потом поздоровалась со всеми за столом.
– Добрый вечер, дамы и господа. Надеюсь, вы все насладились прекрасным днем.
Вера положила на колени салфетку и с чувством удовлетворения про себя отметила, что этими словами она внесла свою лепту в беседу за ужином.
А ее соседи по столу вернулись к занимавшей их прежде беседе. Эти возвращавшиеся из путешествия в Старый Свет американцы все как один сходились во мнении, что лучше их страны на свете нет.
– Европа… место причудливое. Но такое обшарпанное! В столицах, куда ни посмотри, облезает краска и сыплется штукатурка!
– Но ведь там была война! – возразил один из собеседников.
– И тем не менее! Сравните, например, Бруклинский мост и нью-йоркские небоскребы с пыльными…
Вера тяжко вздохнула – ох уж эти скучные рассуждения – и обвела взглядом комнату.
Капитанскому столу сегодня уделялось особое внимание. Вера бросила взгляд на середину комнаты и увидела на почетном месте рядом с капитаном знаменитую голливудскую пару (как же их зовут?). Ну не забавно ли, что эти напыщенные позеры за каждым из столов в монокли или прикрывшись веерами старательно разглядывают эту парочку? Да, усмехнулась про себя Вера, эти знаменитости – воплощение американской культуры (и ее непревзойденной славы!). Мелодраматические немые кинозвезды.
