– Что-то случилось? – моментально встревожившись, спросил Шаброн. – Снова болела голова?
– Нет, не болела, – неуверенно проговорила она. – Просто… некоторые мои родные страдают нервным расстройством. А прошлой ночью мне приснился тяжелый сон… ничего страшного… но, когда я проснулась, у меня так сильно колотилось сердце, что я немного испугалась. И я вспомнила, что у меня уже много лет не было медицинского осмотра, и я подумала, если у вас найдется свободная минута… может быть, мне стоило бы его пройти.
– Конечно, я с радостью окажу вам любую посильную помощь. Пожалуйста, присаживайтесь на кушетку. – Доктор повесил на шею стетоскоп. – Так вы говорите, нервное расстройство? Я сомневаюсь, что у вас есть причина тревожиться, но давайте я послушаю ваше сердце.
Констанция села на кушетку, и ноги у нее теперь болтались, как у маленького ребенка. Она сняла шарф и сидела молча, неподвижно, пока доктор, наклоняясь к ней, прислушивался к ее вдохам и выдохам. Констанция ощущала запах его волос и исходившую от его тела теплоту. Она чувствовала, как его пальцы, державшие трубочку стетоскопа, двигались вдоль груди в поисках сердца. Пульс у нее зачастил, и она, сделав торопливый вдох, прикусила губу – неужели сердце выдаст доктору ее тайны? Он так внимательно его слушает – интересно, что ее сердце о ней рассказывает?
– Ваше сердце в порядке, – объявил доктор Шаброн. – Я бы даже сказал, оно у вас в полном порядке. Но как с давлением? Будьте добры, закатайте рукав.
Констанция, преодолевая смущение, медленно закатала тонкий шелковый рукав почти до самого локтя. Доктор осторожно обернул ее руку черной манжеткой и принялся надувать воздухом. Манжетка обхватывала руку все теснее и теснее, пока Констанции не стало казаться, что ее схватил за руку жестокий злодей. Воспользовавшись тем же самым стетоскопом, доктор, осторожно водя им по нежной коже руки, стал вслушиваться в шум пульсирующей крови. Потом постепенно уменьшил давление воздуха и наконец выпустил его. Констанция сглотнула, облизала губы и в ужасе подумала, что она, наверное, красная как рак. На доктора она даже не решалась взглянуть.
– Все в порядке, Констанция. А теперь э-э-э… – В его голосе зазвучали профессиональные нотки. – Пожалуйста, ложитесь.
Не говоря ни слова, она приподняла ноги, развернулась и легла на кушетку. С самым что ни на есть серьезным выражением лица доктор Шаброн, проверяя орган за органом, принялся тщательно ощупывать ей живот. Констанция ощутила в животе щекочущее тепло и в надежде, что доктор не станет торопиться, блаженно закрыла глаза. Лежа неподвижно, она тихо дышала и чувствовала каждое его прикосновение.
Послышался стук в дверь – кто-то, видно, зашел в приемную. Констанция порывисто села – и почувствовала головокружение. Шаброн пригладил волосы и повернулся к двери. После повторного стука он открыл дверь и обнаружил за ней француженку-служанку. Хлипкую старушку тащила за собой дряхлая усталая собака. Констанция мгновенно вспомнила эту парочку – эскорт богатой пожилой женщины, с которой она столкнулась в первый день путешествия.
Пока доктор разбирался со служанкой, Констанция, обернув шею шарфом, терпеливо его ждала. Он говорил со старушкой быстро, по-французски, и Констанция заметила, что на родном языке голос доктора звучал несколько по-другому – более глубоко и выразительно; при этом он намного больше жестикулировал. Она попыталась разобрать, о чем они говорили, и выловила слово américaine. А потом еще слово «fièvre». Кажется, оно означает «жар»?
Доктор задал служанке несколько вопросов – непонятно, как эта дряхлая старушка еще кому-то прислуживала, – попросил ее подождать в приемной и вернулся к Констанции.
– Ваше здоровье вполне под стать вашей красоте, – доложил он. – Вам совершенно не о чем волноваться.
– Спасибо, – наблюдая, как доктор складывает в сумку свои инструменты, мягко ответила Констанция.
Он подал ей руку и помог встать с кушетки.
– Мне, к сожалению, надо уходить. Пассажирка из первого класса срочно нуждается в моей помощи.
Констанция, расстроенная тем, что ее визит так неожиданно оборвался, раздраженно спросила себя: интересно, продлился бы он дольше, если бы больная была пассажиркой третьего класса? Доктор наклонился к ней и смущенно улыбнулся.
– Я зайду за вами в семь, – шепотом проговорил он. – Мне так приятно будет провести с вами вечер! Я жду его с нетерпением.
– Я тоже, – прошептала она в ответ.
Эти два коротких слова слетели с ее губ, словно колечки дыма, – ее все еще пробирала легкая дрожь.
Они вышли вместе, и Серж, помахав Констанции на прощание, зашагал к лифту вслед за едва волочившей ноги парочкой. Когда они скрылись из виду, Констанция глубоко вздохнула. Если бы только она встретила Сержа Шаброна на несколько лет раньше, ее жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Покачав головой, Констанция решила, что после визита к врачу ей следует посетить салон красоты. Белые халаты, стопки чистых полотенец, химический запах перекиси водорода и перманентов, маленькие бутылочки и помады… Все это так напоминает врачебный кабинет. Только бы парикмахеры не оказались слишком болтливыми… Ей страшно захотелось сменить прическу на новую, более дерзкую. Ведь сегодня вечером она будет ужинать за капитанским столом!
* * *
– Мисс Вера?
Амандина осторожно постучала в дверь и вошла в каюту.
– Доктор уже здесь, – объявила она и удалилась к себе в комнату.
Вера, завернутая в шаль, сидела в кресле; она встретила доктора легкой, почти озорной улыбкой.
– Bonjour, jeune homme
[15]
.
С удовольствием пользуясь привилегиями пожилой женщины, Вера называла «молодыми людьми» всех подряд независимо от их положения. Так или иначе, имени доктора она все равно не помнила.
– Доброе утро, мадам Синклер, – приветливо отозвался доктор. – Как вы себя чувствуете?
– Похоже, Амандина, после того как узнала о моем заболевании, чрезмерно обо мне тревожится. Наверное, боится, что заглянет ко мне как-нибудь поутру и нос к носу столкнется с трупом. Думаю, она зря вас позвала. У меня просто повышенная температура.
Доктор положил ей руку на лоб.
– У вас действительно жар, – открывая докторский саквояж, сказал он.
Он вложил ей в рот термометр, проверил пульс, а потом, подойдя к раковине, подготовил холодный компресс.
– Так, так, – всматриваясь в цифры на термометре, пробормотал доктор. – Тридцать восемь. Кажется, это сто один по Фаренгейту. Температура невысокая. Я бы сказал, беспокоиться особенно не о чем.
– Я уверена, что это не более чем временный жар, – улыбнулась Вера. – Из-за тумана я сегодня даже ни разу не вышла на палубу.
– Думаю, вам и не следует никуда выходить, – прикладывая компресс, сказал доктор. – Как только компресс согреется, попросите вашу служанку его сменить. И пейте как можно больше.
