— Как твой мюзикл? — спросил он.
— Было здорово. А как твое шоу?
— Было здорово. — Он снова улыбнулся.
Фанатки вопили так громко, что самих музыкантов почти не было слышно, а их крики больше походили на речевку какой-нибудь группы поддержки.
— Я читала твои стихи, — выпалила я.
— Мои стихи? — изумленно повторил Эд. Он смотрел на меня с таким удивлением, что я на миг подумала, что ошиблась, что это были стихи Марианн. Может, это Марианн по секрету в меня влюбилась? А может, я вообще все неправильно поняла? Может, это касалось доктора, который ждал, когда мистер Бодли подавится до смерти и прибудет с командой кода.
— Ты что, подглядывала за мной? — спросил он.
— Нет, я просто спустилась в подвал, несла свое белье в стирку. То есть, вообще-то, не несла, — вспомнила я. — Я искала тебя и случайно увидела… страницу с той поэмой.
— В моей закрытой записной книжке.
— Ну, я думала, что это могут быть те песни, над которыми ты работаешь…
— Какая разница, что это за песни. Это моя личная собственность.
— Ну… наверное, — промямлила я. — Извини.
Эд не сводил с меня глаз. Я смотрела на него, изучая линию его губ. Он вспомнил про пиво, поднял кружку, глотнул и отставил ее.
— Ну и что ты думаешь?
— О… песне?
— О любой из них.
— О, прекрасно. Великолепно. Конечно, я не умею читать ноты, поэтому не могу судить… А кто такая Сара? — спросила я.
Эд вытаращился на меня.
— Я читала песню, которая называется «Улыбка Сары».
— Ты перепутала. Моя песня называется «Губы, прекрасные губы», — поправил он.
— Она твоя муза? — спросила я.
Эд хмыкнул и покачал головой.
— Она была моей женой.
— Так это с ней ты теперь в разводе, да?
Эд придвинулся еще ближе, и я подумала, что он хочет поцеловать меня, но вместо этого он просто понизил голос:
— Я и так слишком много сказал, однако хочу быть честным до конца: Сара умерла, но я ни при каких обстоятельствах не собираюсь разыгрывать эту карту.
— Разыгрывать… Какую карту? — спросила я, изо всех сил пытаясь проглотить «Гиннес». После шампанского пиво казалось горьким размокшим хлебом.
— Карту молодого вдовца, — пояснил Эд. — И я говорю тебе это только потому, что Железная Марианн наверняка все переврет.
Я почувствовала, что хмурюсь.
— Извини, но… неужели это типично — представляться молодым вдовцом, чтобы произвести впечатление на девушку? — спросила я.
Эд посмотрел на меня.
— Вообще-то да. Секс из жалости. Как монетка, брошенная в протянутую шляпу.
— И ты позволил бы женщине спать с тобой… из простого сочувствия? — Я бросила на него пронзительный взгляд.
Эд кивнул своей красивой головой и улыбнулся прекрасными губами… Если бы он еще и молчал!
— Бывало и такое.
Выходит, Марианн ошиблась, назвав тебя типичным сторонником единобрачия.
— А это на самом деле правда, что твоя жена умерла?
— Думаешь, я стал бы лгать на такую жуткую тему? — мрачно спросил Эд.
— Ну, я не знаю… — медленно произнесла я, представляя его в окружении толпы поклонниц, которые подкуплены и очарованы его грустной историей о вдовстве.
— От чего она умерла? — спросила я.
— Рак груди, — машинально ответил он, и я подумала, что это прозвучало немного отстраненно.
— Как она умерла?
— Остановка дыхания. — Эд опустил голову. — Но врачи говорили, что это ДВС-синдром.
Я задумалась. Диссеминированное внутрисосудистое свертывание — это отвратительная вещь, верная смерть. Но Эд работает в госпитале. Может, он просто видел такую пациентку и запомнил название болезни?
— А какими именно были обстоятельства ее смерти? — спросила я.
Эд поперхнулся пивом и снова отставил свою кружку.
— Ты мне не веришь?
Я нахмурилась, но промолчала.
— Знаешь, большинство людей получили бы по голове за такой вопрос о моей жене. Для нее все закончилось подключением аппарата искусственного дыхания, ясно? Ее раздуло в семь раз по сравнению с обычным видом… — Эд раскинул руки. — Как того Лизуна в «Охотниках за привидениями». Она стала такой же огромной, но бледной… И они не могли достаточно быстро перекачивать ее кровь, когда у нее обнаружился ДВС. С одной стороны кровати был аппарат для перекачивания крови, с другой стояла канистра с выкачанной из нее кровью. Сиделки меняли ее каждый день. Отец Сары не прекращал умолять их, чтобы они сделали все возможное и вернули его дочь к жизни. Он чувствовал свою вину, поскольку пытался закончить свои двенадцать шагов в Обществе анонимных наркоманов, но не мог совершенствоваться, пока она была подключена к аппарату. Однако у меня хватило сил на адвоката, и тот добился, чтобы меня признали принимающим решения и сообщили мне диагноз. Именно я сказал им остановиться. Прекратить все. — Эд взмахнул руками, как обычно делают рефери, показывая, что все в порядке. — Мы зашли в палату, и врачи отключили мониторы, все аппараты… Знаешь, это было похоже на прекращение работы целой фабрики. Все звуки вдруг исчезли. И это был конец… — Эд посмотрел на меня и промокнул глаза. — Теперь ты довольна?
— Эд, прости меня. — Я придвинулась к нему вплотную и обняла, прижавшись к его плечу. — Я никогда не хотела влезать в твою личную жизнь.
— Ага, как же. — Он смерил меня испытующим взглядом.
— Ну прости. Прости, что я заставила тебя разговориться. Прости, что прочитала твою записную книжку. И поверь, мне очень жаль, что так вышло с твоей женой.
Эд снова взглянул на свое пиво, поболтал его в кружке, потом спросил меня, что я об этом думаю.
— О твоей истории? Это ужасно. И грустно, — добавила я.
— Нет. О моей песне, — сказал он. — Той, что про тебя.
Я открыла рот, чтобы ответить, но ничего не могла сказать. У меня просто перехватило дыхание.
— Я… это… прекрасно.
Эд начал целовать меня, и это было так естественно, что я даже не удивилась. Он медленно наклонил голову, двинул плечом, чуть приподнял подбородок — и наши губы и языки встретились, нежно соприкасаясь. Но Эд вдруг остановился и неуверенно произнес:
— Может, это не лучшая идея.
Я схватила его за ворот футболки и притянула к себе. Я не хотела ничего слышать. Я хотела Эда Клеменса — прямо здесь и прямо сейчас.
Вот только твердые спинки стульев, угол стола, калейдоскоп веселящихся людей, света и музыки — все это было не слишком подходящим фоном, который мешал нам так же, как и наша одежда.
