— Послушай, детка, мне надо бежать. Я уже запарковалась…
— Подожди! — в отчаянии взмолилась Фернанда. — Мне до смерти хочется поделиться с тобой чем-то очень приятным. Ты помнишь Паркера?
— Ну конечно, я помню Паркера, — Корнелия закатила глаза, захлопнула дверцу и пошла к дому. Фернанда обхаживает этого типа чуть ли не полгода. — Скоро стукнет пятьдесят, бог нос семерым нес, да одному достался, разведен. И что?
— Вообще-то ему сорок пять, — поправила Фернанда. В ее голосе явственно слышалась гордость. — Мы сегодня с ним обедаем. Мы уже пятый раз встречаемся! Пятое свидание! Вчера он приглашал меня в оперу и…
— В оперу?! Да он из каменного века!
— Ничего подобного, было потрясающе. Слушали “Кандида”. Сидели на самых лучших местах…
— Хорька своего он тоже в оперу водил? — Корнелия зашлась смехом. — Тамсин мне о нем рассказывала. Прости, но я не представляю, как можно держать дома такую гадость.
— Как ты можешь так говорить, ты же не…
— Хорек сидел под его креслом? В клетке?
— Корнелия, ну пожалуйста. Он очень милый человек. Приготовил ужин для нас с мамой, кто еще на такое способен? Мама от него в восторге, естественно. Знаю, пока еще рано говорить, но все вроде бы должно получиться.
— Потрясающе. Нет, серьезно, это потрясающе. Ты полна эмоций, и это самое главное, — Корнелия отвела телефон от губ. — Привет, Пабло! Я сейчас приду… Ферн, прости, это мой новый инструктор по пилатесу. Он меня ждет…
— Ну иди, иди! Мне просто хотелось поделиться. Увидимся в воскресенье. Я позвоню, когда мы с мамой прилетим.
Но Корнелия уже отключилась. Она вошла в родительский дом, и в остуженном кондиционерами помещении руки ее сразу же покрылись гусиной кожей. Она схватила свою почту, которая была сложена на подносе чистого серебра, сбросила босоножки и направилась в кабинет.
Вынула из стопки присланных изданий последний номер “Таунхауса” и с разочарованием увидела, что ее лицо больше не украшает обложку. Героем обложки на нынешней неделе был Тео Голт, он полуприсел на край своего рабочего стола “Дордони”, а сверху было написано “Голт гуляет по Готему”. Над столом висела фотография в рамке, на ней Корнелия увидела Тео, к которому с одной стороны прильнул Джей-Зи, а с другой — Бейонсе. Надо будет позвонить ему, поздравить. И, конечно, заодно напомнить, что следующей яркой звездой, которая взойдет на музыкальном небосклоне, будет она.
Кинувшись в кресло, она стала жадно листать глянцевые страницы. Вот она на концерте в филармонии в этом безумно сексуальном платье “Дерек Лам”, которое так изумительно подчеркивает восхитительное сочетание узких рук и пышного бюста. А вот она рядом с Уайетом на презентации “Таунхауса”, он высокий темноволосый красавец — идеальный кавалер для нее, миниатюрной красавицы-блондинки. На лице у него, правда, кислое выражение, и в камеру он не смотрит, однако его рука обнимает ее за плечи. Рассматривая эту фотографию, она стала успокаиваться. Снимок напомнил ей, что всем, кто читает этот журнал — а читает его весь окружающий мир, — ее жизнь представляется недосягаемо прекрасной и безоблачно счастливой.
И она преисполнилась еще большей решимости вернуть Уайета. А Фернанда пусть развлекается со своим дряхлым разведенным уродом, ей, Корнелии, наплевать. Уж ей-то не грозит одиночество.
Глава 14
Доротея Хейз имеет честь
пригласить вас к себе на ужин
в среду, 13 января
Парк-авеню, 800, Пентхаус А.
Коктейли начнут подавать в 19 часов.
Дотти Хейз — в пурпурном платье, в ушах бриллианты размером с виноградину — наслаждалась тишиной и покоем за коктейлем из водки и лаймового сока в ожидании гостей, которые начнут съезжаться через час, как вдруг хлопнула входная дверь и в дом ворвался ее сын.
— Мама! Ма-а-а-ма-а-а!
Она съежилась, но на зов не отозвалась. Он что, надеется, что она будет орать ему в ответ, как будто они дети, играющие в бассейне в “Марко Поло”? Дотти зажмурилась и для успокоения отпила глоток своего напитка.
— По-моему, сэр, она в библиотеке, — призналась Уайету Грасиэла.
— Вот ты где! — вбегая, воскликнул он.
Тишина и покой мгновенно разбились вдребезги.
— В этом доме всегда было слишком много комнат.
Его лицо раскраснелось от холодного ветра, и Дотти, как всегда, изумилась — до чего же он похож на ее покойного мужа. Та же густая шапка темных волос на голове, тот же высокий рост, атлетическое сложение, тот же живой взгляд серо-голубых глаз. Но на этих внешних чертах сходство заканчивается. Как ни любила Дотти своего сына, она не лгала Корнелии, говоря, что ее бесконечно огорчают недостатки Уайета. Ее сын уже много лет как плывет по воле волн, разменивает незаурядный талант в погоне за удовольствиями, без конца меняет женщин. Она не могла думать об этом без мучительной боли и поэтому заставляла себя не думать. Она вынуждена была признать, что ее сын, ее умный, красивый, столь щедро одаренный единственный сын — в сущности пустоцвет. Может быть, она оказалась плохой матерью. Как бы там ни было, сейчас уже ничего не исправить. Ему скоро стукнет сорок, и он слишком закоснел в своих привычках.
— Нашел-таки меня, — вздохнула Дотти. — Ты сегодня рано. Виски?
— Да, чуть позже. Я хочу с тобой поговорить.
— Очень рада, — сказала Дотти. — Кто бы мог подумать — после того как ты не приехал на Рождество.
Она очень расстроилась, что он не прилетел к ней во Флориду, хоть и предлагала прислать за ним частный самолет. Уайет был единственный, кто остался у нее из родных, не считая сестры Лидии, унылой особы с длинным острым носом, которая посвятила свою жизнь разведению английских спрингер-спаниелей и никогда никуда не ездила.
— Хорошо, что ты пришел. Может быть, я сумею убедить тебя вести себя нынче вечером прилично. Не хочу никаких конфузов.
— С чего ты взяла, что я устрою конфуз?
— Потому что знаю тебя уже тридцать семь лет. Ты ведешь себя чудовищно, и сам это отлично знаешь, а такое поведение бросает тень на женщину, которая тебя воспитала.
— Ну нет, нельзя винить во всем одну только Маргарет.
Дотти подняла глаза к небу.
Он сел на кушетку и положил ноги в ботинках ручной работы “Джон Лобб” на кофейный столик.
— У меня новость. Грандиозная новость. Издательство Гарвардского университета хочет опубликовать мою первую книгу. Альфред Киплинг будет сам ее редактировать. Я только что подписал договор.
Дотти ахнула.
— Уайет, дорогой, да это просто замечательно!
Неужели это правда? Дотти надеялась, что на этот раз все серьезно, что Уайет нашел в себе достаточно воли. Ради такого можно простить отсутствие на рождественском ужине.