Она так сильно затрясла головой, что у нее словно мозги запрыгали.
— Когда мужчина просит женщину, с которой у него вот уже восемь лет как близкие отношения, переехать жить к себе, она вряд ли способна себе представить, что это всего на несколько месяцев, а потом ей надо будет убираться восвояси!
Трип был как громом поражен.
— Что? Я просто думал… — он спохватился. — Ты права, Эл, мы никогда это не обсуждали.
Он положил журнал с кроссвордом и поскреб щетину на подбородке.
— Так ты хочешь остаться здесь? Продать свою квартиру? Ты это имеешь в виду?
— Я хочу знать, есть ли у нас с тобой будущее.
Она закрыла лицо руками и потерла лоб, где образовалась глубокая складка. Ей было трудно долго сдерживать гнев — она чувствовала, как он уходит, его место занимает глубокая печаль.
Трип отнял ее руки от лица и нежно поцеловал.
— Ну конечно есть, Эл, ты и сама знаешь. Это всегда было понятно, по крайней мере мне.
В его глазах была искренняя тревога, ей стало легче.
— Значит, ты думаешь о том, что мы поженимся и у нас когда-нибудь будут дети? — Ну вот, она наконец-то задала этот вопрос. Такой важный, страшный вопрос, который она несколько лет боялась задать, сейчас повис в воздухе. К ее горлу подкатила тошнота.
— Дети? Конечно, будут. Ну то есть не прямо сейчас, но, может быть, потом, когда-нибудь.
Может быть, потом, когда-нибудь…
Элоиза заставила себя пойти дальше.
— И мы поженимся?
— Мне казалось, мы решили, что брак не для нас. Что наш вариант — это Курт Рассел и Голди Хоун.
Элоиза стиснула зубы и сдержалась.
— Это когда мы такое решили?
— Не знаю, я просто думал, у нас с тобой одинаковое мнение на этот счет, — Трип отложил кроссворд. — Ни у кого из знакомых мне супружеских пар нет таких прочных искренних отношений, как у нас с тобой. Ведь это же просто бумажка.
— Тогда зачем так ее бояться, этой бумажки? Мы можем просто зайти как-нибудь в муниципалитет и за какие-нибудь полчаса со всем этим покончить.
— Ты уверена, что твоя мама не будет против?
— Поверь мне, она будет в восторге, когда получит открытку из “Туннеля любви” в Лас-Вегасе.
Трип протянул Элоизе руку, и она неохотно взяла ее. Он привлек Элоизу к себе. Его кашемировый свитер пропах дымом.
— Я не знал, детка, что для тебя это так важно.
— Да, очень важно, — сказала она, вытирая нос об рукав клетчатой пижамы. Как же ей, оказывается, необходимо это ощущение прочности, и не ради маминого спокойствия или еще чьего бы то ни было, а чтобы самой чувствовать себя более уверенно. — Ты даже не представляешь как.
Трип побледнел, но к двери не побежал.
— Дай мне подумать, ладно? Такое сразу переварить непросто.
Элоиза кивнула и уткнулась лицом ему в плечо. События, увы, развивались совсем не как в сказке, что и говорить, но она по крайней мере высказалась. Теперь ей остается терпеливо ждать. Это она умеет.
Когда раздался звонок в дверь, Люси выхватила из духовки керамическое блюдо и бросилась в спальню переодеваться. Почему этот Уайет всегда так отвратительно пунктуален? “Первой ошибкой было решение приготовить улитки”. Она поспешно провела расческой по волосам и намазала губы блеском. Вместо соуса beurre blanc, так легко и просто приготовляемого Джулией в “Искусстве французской кухни”, у нее получился густой клейстер, а студенистого вида улитки вызывали тошноту. И тогда она решила сделать простой зеленый салат, ингредиенты для которого по счастью оказались у нее в холодильнике. Но к тому времени, как она вернулась из винного магазина, детектор дыма уже просто надрывался, и, открыв дверцу духовки, она увидела, что ее утка в апельсинах обуглилась. Подведем итог: время — 19.45, через пятнадцать минут придет Уайет, а изысканный домашний ужин, на который она его пригласила, сгорел дотла и выброшен в помойное ведро. Но хотя бы она не спалила квартиру.
Кстати о пожаре: после потонувшего в пламени шестидесятилетнего юбилея Говарда они с Уайетом очень мало разговаривали. Никто не пострадал, и это было самое главное, хотя смахивало на чудо, даже Говард успел спасти жену, которая пыталась броситься наперерез пожарной машине. Все это произошло в субботу, а сегодня вторник, тот самый день, на который они назначили свидание за ужином. И зачем только Уайет так сказал. Они столько раз ужинали вместе, хотя очень редко вдвоем, и уж конечно ни разу для того, чтобы побыть в обществе друг друга.
— Иду! — крикнула она, кидаясь к двери и на бегу застегивая пуговицы платья, одного из любимых у Уайета, он одобрил его, когда она появилась в нем на обеде, во время которого комитет обсуждал проведение гала-приема в Музее Вандербильта. Люси отворила дверь — на пороге стоял Уайет с подарочной коробкой в руке. На нем был тонкий кашемировый свитер с V-образным вырезом, который ей очень нравился — темно-синий цвет ему очень шел, — и когда он входил в квартиру, она уловила легкий запах его одеколона.
Ее сердце вдруг рванулось как сумасшедшее. “Да что со мной, это всего лишь Уайет, — одернула себя Люси. — Я провожу с ним не меньше ста часов в неделю. И половину этого времени мне хочется залепить ему по физиономии”.
— Рад, что пригласила меня.
Он вытер руки о брюки. Значит, тоже волнуется. Такая у него привычка.
— Рада, что пришел! — прощебетала она. — Вина?
Он с воодушевлением закивал.
— Красного, если у тебя есть.
Она пошла на кухню за вином, а он уселся в кожаное кресло Элоизы от дизайнерской фирмы “Бруншвиг и сыновья”.
— Запахи восхитительные. Должен признаться, я умираю с голода. Весь день работал, а когда посмотрел на часы, было уже пять. И про обед забыл, и про полдник.
Люси прихватила бутылку и два бокала и с сомнением поглядела на малоаппетитное блюдо, которое она достала из духовки. В конце концов она решила подать в качестве главного блюда купленную в магазине готовую пасту. Ужас! Сама-то она ее любила, и в холодильнике у нее имелся запас на случай тех редких вечеров, когда не было приглашений на ужин и можно было приготовить что-то самой. Но каково будет есть эту пасту Уайету, с его изысканным вкусом? Ладно, у нее хотя бы есть салат и на десерт клубника в шоколаде. Но для званого ужина, который устраиваешь в знак благодарности, все равно маловато.
— Над чем работаешь? — спросила она, подводя его к небольшому обеденному столу, на котором уже стоял салат. Уайет всегда жаловался, что первого блюда не дождешься.
— Да так, знаешь… — увильнул он. Не любил он говорить о своей работе. Может быть, считал, что это не ее ума дело, может быть, не хотел по вечерам говорить о делах.
— Я бы хотела как-нибудь почитать.
