Книга Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти, страница 19. Автор книги Майкл Муркок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти»

Cтраница 19

– Люсинда! – Почти крик.

Из сваленных кучей багровых подушек в углу показался заспанный темнокожий ребенок.

– Нет! – Она рукой отогнала Люсинду обратно в сон. Совесть не позволяла Королеве утомлять девочку далее. Кроме прочего, стремление к ласкам угасло в Глориане, едва упала ночь, и теперь она жаждала зрелищ как единственного суррогата удовлетворения. Ее кулак растирал лоно. Она взяла ключ с полки над огнем; отодвинула весомую портьеру, отперла дверь в комнаты еще более тайные, чем та, в коей пока находилась.

Короткий пролет привел ее наверх, в дикарские факельные сполохи, в асимметрично величественный зал, чьи потолки взлетали и опадали, чьи стены пестрели массивными самоцветами, как стены сказочной пещеры, в чьих коврах утопали ее босые ноги, чьи гобелены и фрески являли многолюдье смутных сцен античных пиршеств. В дальнем конце зала притягивала взор пара гигантов. Один – альбинос, красноглазый, белокурый, мускулистый и обнаженный, другой – арап с антрацитовыми глазами, антрацитовыми волосами, и притом абсолютно идентичный близнец альбиноса. Купец-авантюрист, что нашел сих двоих и составил из них пару, обнаружил альбиноса в Московии, арапа же в Нубии; добиваясь права на торговлю в Альбионе, он привез их Королеве в качестве хитроумного подарка. И вот они склонились, ожидая ее наслаждения, восхищаясь ею, как поступали всегда; однако с нежным словом она миновала их, распахивая двери в следующую каверну, темнее прошлой, полной запаха горячей плоти, крови, соленых соков, ибо тут собирались ее флагелланты, мужчины и женщины, пассивы и доминанты, жившие лишь затем, чтобы наслаждаться либо орудовать кнутом. И вот, пока она шла мимо, одни вздымали задыхающиеся головы и вызывали из недр памяти экстаз, что некогда познали, что только и могли познать они, повинуясь ее добрым, умелым пальцам, иные же прерывались, всматривались, вспоминали ее иссеченные бока, вспоминали свои златые струи, что стекали с ее неприкосновенного тела, и призывали ее, однако нынче ночью она не была им покорна. Краткая галерея между холлов, еще один ключ, и она оказалась меж собственных мальчиков и девочек, улыбчивых, но нетерпеливых, и продолжила путь через анфиладу покоев, где ее гейши, мужского и женского пола, заходились в приветственном шепоте. А вслед ей неслась погребально-триумфальная песнь, ее имя: Глориана, Глориана, Глориана – приливая, усиливаясь, все громче и громче в ее ушах – Глориана, Глориана.

– Ах!

Мимо зверей и их любовниц, мимо фригидной красы и чувственного уродства; мимо стариков и юнцов, мимо нагих и причудливо одетых, мимо ванн млечных, винных, кровавых, мимо апартаментов, кроватей, виселиц; они выбрали сию жизнь, они молили оставить их, ибо Глориана никого не удерживала против воли; мимо ее девушек, ее матрон, ее яслей и детских, школ и гимназий, библиотек и театров; мимо слепцов, безумцев и чрезмерно трезвомыслящих, убогих, глухих и немых; мимо лиц невинных и похотливых, щедрых и жадных, мимо тел грубых и красивых, тонких, толстых, изысканных и обыденных; мимо дворян и простолюдинов…

Глориана, Глориана, Глориана…

…Мимо оргий, пиров, игрищ и плясок, мимо ансамблей, игроков, гладиаторов и атлетов; сквозь покои бледные и невыразительные, через комнаты странной формы, темные и густонаселенные, обставленные сокровищами всего мира; сквозь холлы, вдоль галерей, монастырей, общежитий, мимо чужестранных скульптур и картин…

Глориана, Глориана!

– Ох! – Она всхлипнула; она почти бежала. – Ах!

В тихий зал. На нее воззрились косматые мужчины, ленивые и могучие; они бездельничали, сгрудившись всей стаей на краю теплого бассейна, что выложен был голубыми и золотыми плитками. Она обоняла их, полуобезьян, и уселась между ними. Поначалу они едва ее замечали, однако мало-помалу их любопытство возрастало. Они стали изучать ее, дергали за волчью шкуру, гладили ее волосы, ее тело, принюхивались к ее грудям и рукам.

– Я есмь Альбион, – говорила она им с улыбкой. – Я есмь Глориана.

Косматые мужчины урчали, озадачены звуками, но, как ей было ведомо, ее не понимали – и не запоминали имен.

– Я – Матерь, я – Защитница, я – Богиня, я – Совершенная Государыня. – Она улеглась на спину, ощущая плотью их жесткую шерсть. Они гладили ее, и она хохотала. – Я – Благороднейшая Королева Истории! Могущественнейшая Императрица, какую только видел мир! – Она вздыхала, когда их горячие языки лизали ее, когда их пальцы касались ее чувствительных мест. Она обнимала сих мужчин. Она рыдала. В свой черед она скользила руками вниз по их волосатым животам, щекоча их, и они урчали, морщились и ухмылялись. Она потягивалась. Она извивалась. – Ах! – И она улыбалась. Она стонала.

Они стали потихоньку отпихивать друг друга, дабы сделаться к ней ближе. Она обняла одного, уложила его на себя. Пока он сопел и кряхтел, она гладила его морду, его голову и его волосатую спину. Она едва ощутила, как он вошел. Она толкала; она сжимала его ягодицы; она притягивала его; она изгибалась. Он вздрогнул, и она отверзла печальные очи, чтобы увидеть его осклабленные, пресыщенные челюсти, его благодушную звериную физиономию, кротко взирающую на нее свысока.

Через пару секунд он и его товарищи потеряли интерес к Глориане и убрели на другую половину зала искать еду, оставив Королеву Альбиона у бассейна, со скрещенными ногами, глядящей на нечистое спокойствие воды.

Глава Седьмая,
В Коей Капитан Квайр Пытается Погубить Корабль «Миколай Коперник» и Пленить Важнейшего Его Пассажира

С немалым удовольствием наблюдал капитан Квайр за облачной грядой, степенно надвигавшейся на луну. Горизонт впереди исчез, мерцание моря прекратилось. Огни полонийского галеона «Миколай Коперник» уже высмотрел О’Бриан, ренегат из Эрина, комфортно рассевшийся на подыхающей туше смотрителя маяка, попыхивая трубкой и принюхиваясь к ветру.

– Самое большее через полчаса будет на мели, капитан.

Смотритель маяка испустил стон. Из спины его торчал кортик с закругленной ручкой – о’бриановский.

– Юпитер тебя раздери, О’Бриан, – изрек Лудли, дуя на свою руку в перчатке, – может, прикончишь бедного беса?

– На кой? – рассудительно ответствовал О’Бриан. – Чем дольше проживет, тем теплее будет. В эдакую погоду надобно беречься от холода любыми средствами. Без смекалки не выживешь, Луд, говорю тебе.

Квайр прилагал к глазу подзорную трубу. Он поднимал руки, когда ветер, сорвав с головы капюшон, сдул его на плечи. Квайр сунул трубу за пояс и вернул капюшон на место, укрепив его на горле серебряной пряжкой, кою порой носил. Переприложив подзорную трубу, он решил, что видит галеон. Край его шляпы отогнулся к тулье, волосы растрепались, словно морская трава в круговерти; водяная пыль, поднимавшаяся вихрящимся столпом пены, покалывала кожу лица, не защищенную воротником накидки.

– Превосходная ночь для кораблекрушения. – О’Бриан вновь зажег длинную глиняную трубку и шевельнул за дом, дабы смотритель глотнул чуток воздуха. Убивец носил огромную шерстяную шапку по украинской моде и был облачен в медвежье пальто из цельной шкуры; на запястьях его красовались когти, а голова зверя служила О’Бриану высоким воротником. На квадратном вишневом лице лежала печать выпивохи, глаза же обозначали характер, даже если улыбка и непринужденность им противоречили. Он поднял взгляд на башню – возведенный над двух комнатным коттеджем смотрителя каркас, заревом алого фонаря остерегающий корабли от приближения к реке доутра. По бокам от фонаря имелось два незажженных светильника, желтый и синий, дабы указывать при ясной погоде, по которую сторону лампы кораблю следует идти, ибо остерегающий огонь помещался на крохотном островке по центру песчаной косы; воды здесь текли весьма прерывисто, бывая то глубокими, то мелкими, в зависимости от диспозиции ползучих зыбучих песков.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация