Но вот пальцы нащупали люк. Мошка, скорчив жуткую гримасу, толкнула крышку, молясь, чтобы ее не закрыли на засов. Крышка поддалась. Люк скрипнул. Мошка увидела слабый свет гаснущего огня и услышала храп на все голоса: с переливами, скрипом, шипением и хрустом.
Не смея дышать, Мошка медленно откинула крышку и огляделась. Закопченный чайник остывает над кучкой углей в камине, обросшем золой. На полу разложена колода пинкастерских карт для игры в «фаворита герцога». Рядом кто-то сделал дорожку из поставленных на ребро костяшек домино. Двое спят, накрывшись плащами, наружу торчат разве что уши и пальцы ног. Около них валяются грязные сапоги.
Мошка, цепляясь за плиты пола, медленно выползла из люка, встала на четвереньки и застыла. У двери примостилось видавшее виды плетеное кресло, откуда пучками торчали сломанные прутья. В нем лежал Скеллоу. Он распахнул рот, будто пел в полный голос. Из его груди лился не то храп, не то хрип.
В свете последних событий Мошка решила не молиться Добрякам, пока они не представят явные свидетельства существования, но оставила за собой право ругать их почем зря, когда жизнь без устали подкидывала одну проблему за другой.
Через эту дверь не выйдешь. Мошка осторожно пересекла комнату, подняв юбку, чтобы ненароком не задеть стоящие костяшки домино или деревянные миски. Вот! Высоко на стене есть окошко, закрытое ставнями. Небольшое, но Мошка пролезет.
Она тихонько залезла на табурет, отодвинула защелку и распахнула ставни. С трудом заползла на подоконник и начала протискиваться в щель. Ночной воздух обдал ее холодом, даже уши заболели. Над головой тускло блестели звезды, черные деревья махали ветвями, будто предупреждая…
Сзади послышался треск, будто скелет нетерпеливо стучал пальцами по столу. Мысленным взором Мошка увидела, как первая костяшка домино дрожит на ветру, потом падает, сбивая соседку. Храп-хрип резко смолк, потом раздался сиплый возглас, сказавший Мошке, что Скеллоу проснулся, поднял глаза и увидел в окошке мокрую юбку и дрыгающие ноги.
Бывают случаи, когда спускаешься с высоты аккуратно, обдумывая каждый шаг. А бывает, что просто прыгаешь вниз и надеешься на удачу.
Удача решила затормозить падение Мошки зарослями малины. Ошеломленная девочка несколько секунд извивалась в кустах, пока не сообразила, почему небо устлано опавшими листьями, а под ногами светятся звезды. Оставляя на шипах клочки одежды, она попробовала выпутаться. Тут скрип дверных петель придал ей такое ускорение, что она одним рывком вырвалась на свободу, оставив в плену свой чепчик.
Куда бежать? Да все равно. Куда угодно, лишь бы подальше.
— Тащите фонарь! — заорали в глубине фермы.
Но пока в темноте искали фонарь, пара стремительных ног успела донести хозяйку до высоких кустов. Пока сонные руки высекали искру и несли дрожащий огонек к фитилю, маленькие ловкие руки сорвали куст папоротника и прикрыли девичью голову от чужих взглядов. Троица похитителей высыпала на улицу, но не увидела и не услышала беглянки. Лишь неугомонный ветер шевелил листья да разочарованно ухали невидимые совы, тщетно высматривавшие мышей.
Как же паршиво промокнуть, продрогнуть, устать и проголодаться, когда нет ни малейшей надежды на тепло, еду и сон. Когда тебе не светят убежище, сухая одежда и миска горячего супа, когда ледяная сырость пронизывает до самых костей и ей нечего противопоставить.
Однако вскоре Мошка при тусклом свете звезд разглядела колею, оставленную бесчисленными повозками. В конце концов дорога привела ее к россыпи перекособоченных, ветхих домишек, торчавших из вереска, как яйца из сена. Босая и простоволосая замарашка добрела до деревни. Вокруг царила полная тишина. На каждом окне были ставни.
Онемевшими пальцами Мошка попыталась привести в порядок копну волос, потом постучалась в ближайшую дверь. Ей никто не ответил, но после второго удара изнутри раздалось шарканье. Мошка сделала шаг назад как раз вовремя, чтобы распахнутая дверь не заехала ей в лоб. Девочка ухватила взглядом ночной колпак, старческое лицо, преисполненное подозрительности, льняную ночнушку и кочергу в руках.
— Господин, простите, меня ограбили.
Эту фразу следовало произнести как можно быстрее. Одно дело — иметь деньги и потерять их. К чужой беде могут отнестись снисходительно. Но стоит признаться, что она нищенка, — ее погонят со двора. Такова загадочная душа честных граждан. К тому же Скеллоу обещал ей заплатить и не заплатил. Это же самый настоящий грабеж, так?
— Минуй нас беда! — Старик оценил промокшее платье и чулки на ногах и решил пока не бить ее кочергой. — Что стряслось?
— Я несла деньги и письмо своей госпоже… — Мошка сделала паузу, чтобы оценить эффект. Да, слова про госпожу подействовали чудесно, в глазах старика она превратилась из юной попрошайки в прилежную служанку. И госпожа в этом смысле работает лучше, чем господин. — Эти люди, они напали на меня, ограбили, заперли, и я думала, что они убьют меня, потому что я видела их лица, но мне удалось сбежать…
— Местные ребята? — Старик выглянул на улицу, внимательно изучая окрестности.
— Не знаю, вряд ли. Скорее заезжие. Вроде бы они приехали на аукцион Ростовщиков…
Едва слова сорвались с губ, Мошка поняла, что допустила большую ошибку.
— Ничего не знаю ни про каких Ростовщиков! — заявил старик. Подбородок, покрытый щетиной, задрожал, дверь захлопнулась: сперва у него в голове, потом у Мошки перед носом.
— Чтоб у тебя крыша провалилась, — сказала Мошка дверному молотку.
Судя по реакции, в деревне знали про аукцион Ростовщиков и расширять познания не стремились. Видимо, гильдия, запросто швыряющая клиентов в шахту, если те нарушают правила, не будет церемониться и с теми, кто сует длинный нос куда не надо. Лучше запереть двери, закрыть ставни и подождать, пока аукционеры и их загадочные клиенты сделают свое дело и разъедутся.
Мошка поволокла ноги дальше, оценивая на глазок дружелюбность безмолвных домов. Она уже хотела было постучать в очередную дверь, но тут заметила впереди огонек. Последний дом стоял особняком, из трубы вился дымок, а на стене висел фонарь, подсвечивающий вывеску, где три нарисованные собаки загоняли нарисованного оленя. Надпись гласила: «Рогатый бедолага».
Таверна! В деревне есть таверна, там рады гостям, даже странным, даже опасным, даже в эту ночь. Как ни крути, зима — это зима, а деньги — это деньги.
Ей открыли сразу. Запах форели, маффинов и ежевичного соуса вонзился в Мошку, как ложка в пирог, и заскреб по пустому желудку. В проходе стоял златовласый гигант в фартуке. Свет камина за спиной превращал каждый рыжий волосок на мускулистой руке в язычок пламени. Взгляд скользнул по Мошке и нырнул на улицу, будто надеялся увидеть сзади экипаж или хотя бы всадника.
— Да? — спросил гигант у пустой дороги.
— Меня ограбили… — Мошка увидела, как дверь закрывается, и ей хватило силы духа сунуть в щель босую ногу. Это решение принесло ей боль и шанс быть услышанной. — Вроде бы… госпожа говорила, что остановится здесь. Мы должны были встретиться, но меня схватили, ограбили, отволокли в пустоши…
