Небо над Аллианом вдруг замерцало, затянулось туманной дымкой, в которой медленно проявилось лицо принца Дараласа. В глазах совсем молодого ещё эльфа видны были боль и бесконечная усталость, присущие скорее старикам, чем таким вот юношам.
— Думаю, вы меня узнали, убийцы детей, — негромко заговорил он, вызвав во всей стране ошеломлённое молчание. Чтобы так назвать кого-либо, нужно было иметь очень веские причины.
Эльфы смотрели вверх, пытаясь понять, что за колдовство позволяет принцу-предателю (о побеге Дараласа и его роли в разгроме армий Друга Леса в Аллиане уже знали) говорить с небес. Этериэ изо всех сил пытались разрушить чужое заклинание, но вскоре в растерянности оставили свои попытки — во всём происходящем не было ни грана магии. Керолас, осматривающий отряды молодых рейнджеров, выстроившиеся на старом плацу столицы, грязно выругался при виде беглого сына.
— А чтобы вы не сомневались, представлюсь, — продолжил тот безразличным тоном. — Я — Даралас, сын палача, которого вы называете Другом Леса.
Немного помолчав, принц сказал:
— Вам, наверное, сообщили, что я предал Свет и перешёл на сторону Тьмы. Это действительно так. Но вам явно не сообщили — почему. Вот это я сейчас и намерен сделать. Только не расскажу, а покажу, чтобы вы своими глазами увидели, что сотворили рейнджеры. Смотрите же!
Лицо Дараласа померкло, а на его месте возникло изображение полуразрушенной деревни. Керолас с ужасом узнал ту самую деревню, в которой все и случилось.
— Остановите это! — схватил он за грудки ближайшего этериэ. — Вы понимаете, что будет, если наши чистоплюи обо всём узнают?!.
— Мы не можем, ваше величество… — простонал тот. — Это не магия, это что-то иное.
— Проклятье!
Замерев, весь Аллиан наблюдал сначала за убийством взрослых тёмных, среди которых кого только не было — тёмные эльфы, орки, тоги, варги, люди, гномы, не говоря уже о полукровках. Это вызвало возмущённый гул — ведь враги безоружны, их вовсе не обязательно было убивать, да ещё и так страшно. Но когда эльфы увидели, как их отцы, братья и сыновья швыряют в огонь маленьких детей — кричащих и плачущих детей! — большинство из них просто впало в ступор: и представить себе такого не могли. Кроме многих столичных жителей, конечно, — эти были привычны ко всему, да и давно не являлись эльфами в полном смысле этого слова. Особенно этериэ.
Жена капитана Эриланаса, среброволосая Лараэль, в ужасе отшатнулась от мужа после увиденного, сложив пальцы в символ отторжения зла. Обозлённый рейнджер рявкнул на неё, попытался что-то объяснить, но не успел — эльфийка выхватила кинжал и вонзила себе в сердце, перед смертью прокляв убийцу детей. Тем же кинжалом капитан вскрыл себе горло — слишком любил жену. Похожих инцидентов в этот день произошло в Аллиане немало — эльфийские Дома отрекались от отцов, братьев и сыновей. Друг Леса и этериэ не учли неписаных законов своего народа, забыли, какое значение они имеют. Но это было ещё далеко не всё…
Мало кто обратил внимание, что листва всех меллорнов Аллиана мелко трясётся, будто деревья вне себя от гнева. Да и до того ли было? Слишком велик оказался шок.
«Похоже, мы ошиблись, дав этим слишком много воли…» — прозвучал в сознании каждого хранящего жизнь голос старейшего из них, единственного, кто помнил родной мир.
«Надеялись, что они опомнятся».
«Зря надеялись. Я вижу только один выход — исторгнуть служащих смерти».
«А не слишком ли это, старейший?.. — осторожно поинтересовался кто-то из молодых. — Они всё-таки тоже эльфы. Пусть слепые и глухие, но эльфы».
«Ты ошибаешься, мальчик. Уже не эльфы. Я не хотел принимать и признавать этой истины, надеялся, что они опомнятся. Теперь понимаю, что не опомнятся. Спасибо высшим за то, что дали мне это понять».
«Высшим?»
«А кто, по-вашему, организовал этот показ? — устало спросил старейший. — Именно высшие, я в этом ничуть не сомневаюсь. Так что — за дело, нам предстоит много работы. Последнее только… Хочу сам кое в чём убедиться. Скоро вернусь, подождите меня».
Друг Леса всё ещё стоял на плацу, где его застало появление в небе беглого сына, и напряжённо размышлял, что ему делать дальше. Он осознавал, что Аллиан раскололся надвое, что многие эльфы не примут его оправданий, не поймут необходимости сделанного. Несчастные рабы обычаев! Глупцы! Как можно не понимать, что существует только целесообразность? Что важно только то, что ведёт их расу к владычеству над миром?.. Жизнь каких-то поганых тёмных щенков имеет для них большее значение, чем величие Аллиана.
— Это правда? — привлёк внимание Кероласа чей-то голос.
Он резко обернулся и удивлённо вскинул брови — столь древнего эльфа никогда ещё видел. Полупрозрачный какой-то старик в зелёном балахоне. Казалось — дунь, и он рассыплется в пыль. Но глаза… От его глаз Другу Леса стало не по себе, возникло ощущение, что они видят его насквозь, каждую мысль и каждое желание. Встряхнувшись, владыка Аллиана взял себя в руки и буркнул:
— Правда. И что?
— Это всё, что я хотел от тебя услышать, — безразлично сказал старик. — Хорошо хоть, признаться смелости хватило.
— А кто ты вообще такой и откуда здесь взялся?! — взорвался Керолас.
Старик ничего ответил, отошёл к ближайшему меллорну и… исчез в его стволе. Ошарашенный Друг Леса застыл с приоткрытым ртом, сразу вспомнив, кто мог ходить древесными путями. Он медленно повернулся к старшему этериэ, стоящему за его спиной, и глухо спросил:
— Так они — не сказка?..
— Нет… — неохотно признал тот. — Но мы были уверены, что на Аэйран они с нами не пришли. Ошибались. Все эти тысячелетия они жили среди нас, а мы не знали…
— Чем нам может грозить появление хранящих жизнь? — подобрался Керолас.
— Точно не знаю, — вздохнул этериэ. — Если судить по легендам, они могут объявить нас несущими смерть и исторгнуть.
— И что это значит?
— Ни одно растение не даст несущему смерть тени или плодов, ни одно животное не станет его добычей. Ручей убежит от него, река не подпустит к себе, море отвергнет. Но это, опять же, по легендам. Мне эти слова всегда казались всего лишь красивой аллегорией.
— Дай-то Создатель… — закусил губу Друг Леса. — Но…
Какой-то непонятный шум привлёк его внимание. Оглянувшись, Керолас не сдержал крика ужаса — все меллорны вокруг тряслись, словно в лихорадке. Они на глазах становились меньше, уходя в землю. Прошло всего несколько минут, и ни единого сребролистого гиганта в столице Аллиана не осталось. Мало того, другие растения тоже начали стремительно исчезать, ручьи пересыхать, река, в излучине которой стоял Аллин-Раллан, — мелеть. Позже выяснилось: то же самое происходило во всех городах страны. Каждый из них вскоре превратился в мёртвую пустыню, где не было ни зелёного листика, ни капли воды, даже насекомые исчезли. Многие эльфы внезапно вскидывались, вслушивались во что-то неслышное для остальных и уходили в лес. Кое-кто из их этих остальных пытался последовать их примеру, но не смог даже приблизиться к опушке — нечто невидимое не пускало. И что это было, не сумел понять ни один этериэ — их заклинания скатывались с внезапно взбунтовавшегося Вечного Леса, как капли воды с покрытого смазкой железа.
