– Так я, выходит, должен радоваться?! – завопил Типтон.
Пораженная Девона приложила руку к сердцу.
– О, думаю, если бы я умерла, это было бы лучшим выходом.
Рейн вскочил на ноги.
– Мадам, вы сводите меня с ума.
Девона села на кровати.
– Только попробуй отправить меня обратно к отцу! Клянусь, об этом узнает весь Лондон. Представь, какой разгорится скандал.
Рейн собирался потихоньку выйти, пока она произносила свои угрозы. Но ее слова заставили его вернуться. Он взял жену за плечи и хорошенько встряхнул, приводя в чувство.
– Дурочка! Это не шуточки! Я беспокоюсь о твоей безопасности.
Девона вздернула подбородок и отважно встретила его взгляд.
– Отправляя меня к отцу, ты не решишь проблему. Кроме того, я не хочу подвергать опасности ни его, ни всех остальных.
В глазах виконта отразились противоречивые чувства.
– Меня нетрудно подбить на риск.
Рейн отпустил Девону, но она сама обняла его за шею.
– Мы партнеры. Наш договор остается в силе.
Рейн поморщился. Ему не понравилось напоминание об этом.
– Отныне никаких прогулок в одиночку, – предупредил жену Типтон. – Обещаю лучше заботиться о тебе.
«Я тоже буду защищать тебя, любовь моя», – поклялась про себя Девона и скрепила свою клятву поцелуем.
Глава 16
– Что ты здесь делаешь?
Брат даже не потрудился оторвать глаза от своего занятия. Он сидел спиной к двери, а Медди готова была поклясться, что вошла очень тихо.
– Я задал тебе вопрос, девочка. Ты глухая или просто невоспитанная?
Она подошла ближе – рассмотреть, чем же он так занят.
– Скорее второе. А что ты делаешь? – Медди заглянула ему через плечо и ахнула. – Это… Это ведь не… человек?
– Мистер Келли очень обиделся бы, услышав, как о нем отзываются, – мрачно усмехнулся Типтон. – К человеку, который пожертвовал собой ради науки, следует относиться с уважением.
Нижняя часть мертвого тела была прикрыта старой простыней. Медди поднесла к носу платок. Не так неприятно было видеть полуголого мертвеца, как огромную зияющую дыру на том месте, где когда-то была его грудь.
– Запах ужасный. Как ты его выдерживаешь?
– Удивительно, что человек способен выдержать, если у него нет другого выхода.
Даже не будучи семи пядей во лбу, Медди без труда могла понять, что это утверждение справедливо для многих ситуаций, включая ее собственную.
– Зачем ты это делаешь? Я имею в виду – режешь покойников?
– А если я скажу, что меня это забавляет? По слухам, я сижу у постели умирающих, пытаясь заполучить их души, а потом ужинаю их сердцами.
Видя, как он склонился над трупом, Медди поняла, почему люди верят таким сказкам. Было что-то зловещее в человеке, который предпочитает общество мертвых компании живых.
– Никогда не поверю, что Девона связалась с демоном.
– Слабая похвала, – ухмыльнулся Рейн. – И к тому же не высказанная прямо. А ты сама что думаешь, Медлин?
Его голос гулко отдавался в тихой, похожей на склеп комнате. Девочке захотелось обхватить себя руками в слабой попытке унять дрожь.
– Боюсь, тебе нравится твоя репутация.
Рейн поднял брови, услышав это замечание.
– Моя жена обвиняла меня в том же.
Он начал умело ощупывать раскрытую грудную полость.
– Мама говорила, что ты очень изменился после того случая. – Медди заставила себя взглянуть в лицо брату.
– Случая. Ты говоришь так, как будто я совершил нечто непростительно позорное. Мои родственники похоронили меня заживо. По чистой случайности два любителя наживы ждали у моей могилы, чтобы выкопать тело. Иначе сейчас мы бы с тобой не разговаривали.
Медди содрогнулась, услышав горечь в его голосе. Когда-то жили два брата по фамилии Уаймен. Один давно мертв, а у другого мертвое сердце. Она ничего не знает ни об одном из них.
– Была эпидемия. В нашем приходе умерло очень много людей. Каждый ждал смерти. Ошибку врачей можно понять.
Типтон прервал свои исследования. Бросив небольшой металлический зонд в таз, он повернулся к сестре. Его окровавленные руки были сжаты в кулаки.
– Ты ничего не знаешь. Джослин с самого рождения морочила тебе голову.
– Но я говорю сейчас не о матери, а о бабушке.
– Бабушка? Но она умерла, когда ты едва выбралась из пеленок. – Голос Рейна и весь его вид изменились при упоминании о бабушке. По крайней мере, один член семьи был достоин его любви.
– Да ты-то откуда знаешь? Тебя же не было в Фоксенкловере и вообще в Англии.
Он проворчал что-то себе под нос – Медлин не разобрала, что именно.
– Если ты думаешь, что у меня был выбор, то ты ошибаешься. – Рейн взял инструменты и продолжил работу. – Я терплю тебя в своем доме, потому что этого хочет моя жена. Не считай, что благодаря моей снисходительности ты сможешь подружиться со мной. Я не желаю знать тебя, сестра.
А хотела ли этого она сама? Если да, то лишь подсознательно. Однако каждое слово Рейна Медди воспринимала как удар. Она и не подозревала, что ее сердце обнажено так же, как у мистера Келли.
– Ты меня презираешь. За что? Что я тебе сделала? – допытывалась она.
– Достаточно и того, что ты существуешь.
Медди чуть не задохнулась и отступила на шаг. Никто никогда еще не относился к ней с такой откровенной ненавистью.
– Ты обвиняешь меня в том, за что я никак не могу нести ответственность. Скорее уж надо винить наших родителей.
– Я тебя шокировал, – заметил Рейн, совершенно не тронутый ее переживаниями. – В Фоксенкловере правда не в чести. Если тебя это несколько утешит, когда ты будешь плакать в подушку, должен признать, что я презираю не тебя лично.
– Это не менее слабое утешение, чем моя похвала. – Медлин моргнула, несколько удивившись тому, что по ее щекам текут слезы. Идиотка! Она ведь никогда не плачет. – Ты говоришь о правде, о ненависти, о символах и о выборе, но забываешь об одном. – Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не разрыдаться перед ним.
– О чем же?
– О трусости. Ты сбежал, бросив дом и право наследования титула. Гораздо легче обвинять еще не родившуюся сестру или убитых горем мать и бабушку, чем признать тот факт, что у тебя не хватило сил для выполнения своего долга перед ними!
Типтон уставился на нее. Разгулявшееся воображение Медди рисовало ей, как его пальцы сжимаются у нее на горле. Казалось, он смотрит на нее, примеряя для своего секционного стола.