Несколько раз Александер пробирался в порт и наблюдал за погрузкой несчастных, чьи лохмотья уже не могли скрыть наготу. Он всматривался в лица в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. И такое иногда случалось, отчего у него по телу пробегала дрожь. Потом он возвращался в дом госпожи Фрейзер, где его ждала повседневная работа. Он был очень признателен вдове за ее доброту. А благодаря Конни к нему снова вернулась радость жизни… Однако временами ветер доносил до него призыв гор, и мысли о том, сколько горя довелось пережить родному краю, брала его за живое. Юноша очень скучал по долине Гленко, мечтал снова увидеть ее, послушать, как мелодично поет река, рассказывая свою историю. Ему хотелось растянуться на густой траве пастбища Раннох-Мур, оставить на ней свой след…
Александер провел рукой по полированной деревянной поверхности, смахнув песок. Он взял у Конни карманное зеркальце, вставил его в резную деревянную оправу, закрепил и теперь любовался результатом. Что ж, не зря потрачено столько сил! О’Ши был бы им доволен. Переплетения, текучие и гармоничные, образовывали совершенных пропорций голову цапли – символ логического мышления и терпения. Именно такой, по его мнению, и была Конни. Он надеялся, что подарок ей понравится.
Александер погасил свечу, и в конюшне сразу стало темно. Лунный свет плясал на лошадином крупе, до блеска начищенном скребницей. Юноша управился с работой позже обычного, потому что Аннабель Фрейзер только что вернулась из Боли. Конни подозревала, что у хозяйки с деверем роман. Тот был холост, так что никто не посчитал бы их отношения предосудительными. «Но сегодня влюбленные, похоже, поссорились!» – подумалось Александеру. Миссис Фрейзер вернулась в скверном расположении духа. Бросив ему поводья своей загнанной лошади, она выругалась, без лишних слов убежала в дом и хлопнула дверью.
Убедившись, что все лампы погашены, он вышел из конюшни. Ему не терпелось оказаться в постели, рядом с теплым телом Конни, которая, наверное, не дождалась его и уснула. Они ночевали в смежных комнатах, поэтому для него не составляло труда пробраться к ней ночью. В очаге на кухне медленно догорали угли. Из той части дома, где находился кабинет мистера Фрейзера, доносились приглушенные рыдания и звук шагов. Эта комната после смерти хозяина стояла закрытой, и им с Конни было запрещено туда входить под страхом увольнения. Но сегодня из-под двери пробивалась полоска света. Похоже, гнев хозяйки дома еще не улегся. Может, стоит рассказать об этом Конни?
В комнате служанки, расположенной под самой крышей, было тепло. Через открытое окно врывался ветерок, и от его легкого дуновения чувственно трепетали занавески. Александер замер, сжимая в руке свой подарок. Эта комната помнила их с Конни смех и вздохи… Он дал себе клятву, что не влюбится в нее. И все же невозможно было отрицать, что она стала ему очень дорога. Она многому его научила и столько проявила терпения… Временами он ловил себя на мысли, что боится внезапного возвращения лакея Фрейзеров, который в свое время тоже делил ложе с этим очаровательным созданием. Она сказала ему об этом открыто, без ложного стыда, чтобы объяснить свою опытность и чтобы он не строил страшных догадок, где и с кем она могла его приобрести. Она очень любила Уоллеса, и он ее тоже любил.
Конни ждала его, но заснула – свеча почти полностью сгорела. Александер положил зеркальце на маленький столик и подошел к кровати. Конни, если она знала, что он придет к ней ночью, обычно ложилась в постель нагой. Вот и сейчас ее белое тело неясным пятном вырисовывалось в сумерках. Каждый его изгиб, каждое секретное местечко было ему до боли знакомо…
При воспоминании об их с Конни любовных схватках в нем проснулось желание. Он сел на краешек кровати и легонько провел пальцем по спине, которая тут же сладострастно выгнулась. Девушка издала тихий стон и перевернулась на спину, открывая его взгляду полную грудь и еще больше распаляя тем самым его вожделение. Она вздрогнула, когда ветерок коснулся ее кожи, в лунном свете отливавшей перламутром.
Александер погладил ее по животу, потом обхватил ладонями два молочно-белых полукружия с уже призывно торчащими сосками – крепкие и мягкие подушечки, на которые ему так нравилось прилечь после любовных утех… Конни, щедрая душой и телом, раскрылась перед ним, поделилась своим ласковым теплом, научила испытывать и дарить наслаждение. Ресницы ее задрожали, она проснулась и потянулась томно, как кошка. Да, теперь он понимал, почему мужчина способен потерять голову из-за женщины…
– О-о-о… – прошептала она и вздохнула.
Губы ее изогнулись в улыбке, рука погладила Александера по ляжкам, которые тут же напряглись.
– Наверное, уже очень поздно? Где ты был?
– Хозяйка вернулась из Боли, когда я выходил из конюшни. Мне пришлось привести в порядок ее лошадь.
– Она собиралась там переночевать, – сонно проговорила девушка. – Странно, почему же она решила вернуться? На дорогах сейчас опасно, особенно если женщина едет одна.
– Думаю, они поссорились. Она приехала очень сердитая.
– У Аннабель вспыльчивый нрав, а Алан может нагрубить… Хотя какое нам с тобой дело до их размолвки? Иди ко мне! Ты и так заставил меня ждать, Аласдар…
Она засмеялась, схватила его за ворот рубашки и потянула, силясь повалить на кровать. Потом на комнату опустилась завеса тишины. Конни обхватила Александера за плечи и потянула на себя. Ну кто тут устоит?
– Аласдар, я… я люблю тебя.
Он прикрыл ей рот рукой, чтобы помешать произнести слова, которые во все времена были самым сильным женским оружием.
– Tuch! Ничего не говори!
– Нет! Я хочу, чтобы ты знал. Мне бы не хотелось, чтобы ты думал, что я… ну, что я беспутная. Мне очень нравится заниматься с тобой любовью. Но это только потому, что с тобой мне так хорошо, и потому, что…
– Tuch!
Она крепко обняла его и спрятала лицо у него на груди.
– Аласдар, знаешь, временами мне кажется, что ты возьмешь и исчезнешь. Я знаю, ты мечтаешь вернуться домой, ты часто говоришь это во сне.
– Конни!
– Возьмешь меня с собой?
Он поцеловал ее, чтобы не отвечать. Нет, никогда он не сможет взять ее с собой! В свои пятнадцать он не вправе обременять себя ответственностью за женщину, а тем более за ребенка. При одной мысли, что однажды Конни может объявить, что ждет от него дитя, у Александера по спине начинали бегать мурашки. Перед глазами снова возникали страшные картины: то нанизанное на меч солдата-англичанина крошечное тельце младенца, то отрубленная голова, то истерзанные тела, плавающие в лужах собственной крови, раздувшиеся на летней жаре. Такое не забывается… Он не мог сказать даже, хочет ли вообще иметь детей. Нет, только не в этом мире!
Впрочем, опасения, что Конни забеременеет, посещали его все реже. Уже год они спали вместе, и ничего не произошло. Александер пришел к выводу, что кто-то из них двоих бесплоден, и совершенно не расстроился. Так даже лучше…
Теплый и влажный язычок Конни путешествовал по его шее, порождая сладкую дрожь. Скоро она отыскала путь к его языку и некоторое время играла с ним. Отдышавшись, девушка заговорила снова, но, к облегчению Александера, теперь она просто пересказывала ему свежие сплетни, услышанные на рыночной площади. Он слушал ее вполуха, пытаясь различить звуки, доносившиеся с первого этажа. Миссис Фрейзер, похоже, никак не могла успокоиться и теперь колотила посуду в кухне. Конни этому совсем не удивилась.
