– Король снизошел к нашим просьбам?
Де Мелуаз вздохнул. Ему не хотелось пересказывать девушке то, что только что поведал им Бугенвиль: короля отныне не заботит судьба колонии, которая стоила ему огромных денег и почти ничего не давала взамен. Еще по пути во Францию Бугенвиль оставил прошение, описав в нем сложную ситуацию, в которой оказалась Новая Франция. Он также отметил настойчивость, с которой англичане посягают на ее независимость, и необходимость отразить их нападки. Однако ничего из того, что он говорил или писал, не произвело впечатления на министра Берье. Этот государственный муж дал Бугенвилю понять, что у короля и так достаточно забот.
– К сожалению, не в той мере, как мы рассчитывали. Ресурсы нашей родины не безграничны. Франция истощена войной, которую ведет на континенте. Наши силы тоже тают, и мы все дороже платим за победы. Мне неприятно сообщать вам об этом, мой друг, но Франция, боюсь, решила отступиться от своих «конюшен». Министр Берье недвусмысленно дал понять Бугенвилю, что интересы короля сейчас не здесь, а в Европе, и именно там сейчас решается будущее: «Глупо пытаться спасти конюшни, когда дом горит!» Министр даже не счел нужным передавать наше прошение королю. Нашей армии не хватает оружия, наши солдаты голодают и не ждут от завтрашнего дня ничего хорошего. Франция же дает нам мизерное количество боеприпасов и провианта и какие-то жалкие четыре сотни рекрутов подкрепления.
– Но я слышала, что по реке поднялось только три корабля! Где же тогда эта армия?
– Если верить Бугенвилю, подкрепление прибудет очень скоро, правда, при условии, что на то будет Господня воля. Океан кишит пиратами Георга. Угроза со стороны этих разбойников на море и английского флота, заблокировавшего устье реки Святого Лаврентия, растет по мере того, как увеличивается их армия. Подкрепление к ним прибывает тысячами!
– Все это ужасно, мсье де Мелуаз! Я думала, Франция дорожит рынком мехов, который приносил ей такую прибыль в прошлом!
– В настоящее время он дает намного меньше денег. И потом, меняются настроения, взгляды… Великие умы, которые ныне правят Францией, больше интересуются философией, чем такими приземленными вещами, как потребности ее колоний! Руссо, Вольтер, Монтескье… Королевские министры попали под влияние их возвышенных идей. «Конюшни»! Для них Канада – задворки мира. Когда-нибудь они станут локти себе кусать, но будет поздно! У страны действительно огромные долги, но знать между тем утопает в роскоши. Герцог Орлеанский выгреб из казны нашей доброй родины все до последнего су. И, к нашему несчастью, наш возлюбленный король поступает не лучше. А мы… мы умираем с голоду…
Изабель невольно опустила глаза, и ее круглые щечки окрасились румянцем. Внезапно ему в голову пришла мысль, что она, возможно, что-то знает о торговых делах отца и о лихоимстве и махинациях окружения интенданта Биго. Бугенвиль в своем послании королю изложил все, что ему было известно по этому поводу. Сегодня вечером он рассказал об этом Николя. Это было весьма неприятно, однако он знал, что у Бугенвиля не было выбора. Он донес на тех, кто был причастен к расхищению средств, выделяемых колонии Короной. К несчастью, Шарль-Юбер Лакруа входил в число злоумышленников. У Бугенвиля и Монкальма имелись доказательства: торговые корабли, которые шли от Антильских островов, были досмотрены в открытом море еще до прибытия в Квебек. Подразумевалось, что порученцы интенданта выкупят груз, чтобы потом продать его с большой выгодой для себя. Негоциант Лакруа входил в число этих последних. Какой скандал! Настала пора положить этому конец. Николя с грустью думал, какие испытания вскоре выпадут на долю Изабель. Но он сумеет ее защитить! Да-да, он защитит ее от позора…
Изабель между тем была занята своими мыслями. Неужели братья правы? Ей не хотелось продолжать этот разговор, не обещавший ничего хорошего. Но и подойти к Николя, чтобы сказать ему, как сильно она соскучилась, девушка тоже не решалась.
Сидония заворочалась в своем кресле и что-то пробормотала во сне. Молодые люди замерли на месте. Если она их застанет, как Изабель объяснит присутствие посетителя в гостиной в такой поздний час? К счастью, кормилица не проснулась.
– Я принес вам… подарок.
Де Мелуаз вынул из кармана камзола несколько листов бумаги и принялся нервно их теребить.
– В Париже мсье Бугенвиль имел удовольствие встретиться с мэтром Франсуа Купереном. Еще до отъезда я имел дерзость попросить его… В общем… Я знаю, как вы любите играть на клавесине, поэтому… Это ноты. Для вас!
Изабель смотрела на листки бумаги, которые он ей протягивал, с невыразимой радостью. Новая пьеса для ее клавесина? Она схватила ноты и порывисто прижала их к груди.
– О, Николя! Ой, простите… – опомнилась она, краснея при мысли о фамильярности, которую себе позволила. – Мсье де Мелуаз, я хотела сказать…
Он подошел ближе.
– Прошу, зовите меня Николя. Вы позволите мне называть вас Изабель?
Он смотрел на нее так настойчиво, что у девушки задрожали коленки.
– Ну да, конечно… В сложившейся ситуации… Полагаю, в этом нет ничего дурного.
Она сжала пальчиками листки бумаги, пытаясь совладать с волнением. Николя не сказал ничего. Словно зачарованный, смотрел он в яркие зеленые глаза девушки. Хватит ли ему смелости? Он сделал еще шаг и украдкой посмотрел на пожилую даму, которая так и не проснулась.
– Изабель, у меня есть для вас кое-что еще!
– Вы и так преподнесли мне прекрасный подарок!
– Причина, по которой я так настаивал на сегодняшней встрече… С днем рождения!
Неловко порывшись в кармане, он извлек из него мешочек из переливчатого шелка, перетянутый бархатной лентой.
– О! А что это?
Изабель не могла скрыть радостного возбуждения.
– Посмотрите сами!
Она взяла мешочек, развязала его и вскрикнула от восторга, когда на ее ладонь выпал красивый стеклянный флакончик янтарного цвета, оплетенный тонкими золотыми нитями. Николя взял его, снял восковую печать и откупорил украшенную сияющей жемчужиной пробку. Сладкий аромат коснулся трепещущих от удовольствия ноздрей Изабель.
– Вы позволите?
Девушка кивнула и протянула ему запястье. Стеклянная пробка оказалась холодной, но Изабель вздрогнула скорее от удовольствия, и это не укрылось от ее кавалера. Он взял ее тонкую ручку и вдохнул аромат, вспоминая тот памятный бал, когда он впервые увидел Изабель. Ослепленный красотой небесного создания, сидевшего на кушетке в другом конце музыкальной комнаты мадам де Бобасен, он вполуха слушал Жозефа Дюфи-Шареста, рассуждавшего об экономической ситуации в Новой Франции. Его рассеянность в конце концов была замечена собеседником, который, проследив за его взглядом, сказал:
– Ваши мысли далеко, друг мой. Хотите, я угадаю, где именно? В другом конце гостиной!
Николя расправил плечи. Словно ребенок, пойманный на шалости, он пробормотал что-то в свое оправдание и попытался вернуться к прерванной беседе.
