Ее тоненький голосок на мгновение осекся. Кристина снова посмотрела на Александера и, похоже, почувствовала себя увереннее.
– Ночью, перед тем как Александера Макдональда арестовали, я побыла немного… с ним.
В рядах зрителей послышался смех, но председатель быстро восстановил порядок. Когда снова стало тихо, Арчи спросил:
– Что же вы делали?
– Разговаривали.
Снова взрыв хохота и резкий возглас со стороны председателя суда:
– Значит, разговаривали? И о чем же?
– Обо всем и ни о чем. Я пожаловалась, что нас кормят… мало. Иногда у меня живот подводит от голода и мне трудно работать в кухне и стирать.
– Ваш отец плохо вас кормит, мисс?
– Мой отец делает все, что может, – пробормотала девушка, опуская глаза.
– Ясно. И что же сказал обвиняемый, когда вы пожаловались ему?
– Пообещал, что станет хорошо меня кормить, если я останусь с ним.
– Если вы останетесь с ним? Как это понимать?
– Если я стану его сожительницей, господин лейтенант.
– На одну ночь?
Кристина посмотрела на Арчибальда Кэмпбелла с видом оскорбленной добродетели.
– Конечно нет! Он хотел, чтобы я осталась с ним… навсегда.
Прищурившись, Александер внимательно смотрел на девушку, щеки которой порозовели от смущения. К чему весь этот фарс? Зачем она придумала историю о том, что он просил ее «остаться с ним навсегда»?
– Значит, обвиняемый рассчитывал завоевать ваше расположение? – спросил Арчи, бросив быстрый взгляд на Александера. – Обещая кормить вас как следует, он хотел, чтобы вы стали… как бы это сказать… его супругой? И вы согласились?
– Да, господин лейтенант, согласилась. Я подумала, что он хороший. И если его застали в лесу с едой, то это все из-за меня! Он нес ее для меня! А я ждала его в палатке, там вы и нашли меня на рассвете…
– А зачем солдат Макдональд прятал еду в лесу? Вы можете нам сказать?
– Наверное, это из-за дизентерии. Может, боялся заболеть?
– А он не рассказывал вам, что намеревается дезертировать вместе с солдатом Маккалумом?
– В тот вечер они с Маккалумом поспорили. Другие это тоже слышали. Он пытался отговорить солдата Маккалума, но тот ничего не желал слушать. Ночью Маккалум ушел, а солдат Макдональд заметил это, только когда стало светать. Он встал пораньше, чтобы принести мне поесть.
– Но свидетели заявляют, что при обвиняемом нашли его ранец и ружье.
– Ранец он прихватил, чтобы сложить туда еду, а ружье… Никто не отважится пойти в лес без оружия. Вокруг лагеря бродят дикари…
Александер с изумлением наблюдал, как Кристина нарушает присягу. Невероятно! Девчонка, пытаясь спасти ему жизнь, придумала такую нелепую историю! Но, с другой стороны, кто может обвинить ее в обмане? Только Летиция. Что, если сержант Кэмпбелл или еще кто-нибудь ее поймали? Странное дело: о Летиции они не сказали ни слова.
Когда Кристина закончила давать показания, ей позволили уйти, что она и поспешила сделать. После нее вызвали двух поваров. Они подтвердили, что несколько раз заставали обвиняемого возле кладовой и даже видели, как он рылся в одном ящике. Это обвинение было доказано, после чего Александеру приказали выйти вперед и сказать слово в свою защиту. Выбора у него не было, и он подтвердил показания Кристины.
После короткого совещания судьи, рассмотрев доказательства против него и свидетельства очевидцев, заявили, что готовы огласить свой вердикт. Александер был настроен стоически и приготовился к худшему.
– Солдат 78-го хайлендского полка хайлендеров Фрейзера Александер Макдональд из Гленко, служащий под командованием капитана Дональда Макдональда, – начал председатель, – слушайте ваш приговор! Рассмотрев доказательства против обвиняемого и доводы в его защиту, суд Его Величества короля Британии Георга II пришел к мнению, что обвиняемый не виноват в преступлении, коим является дезертирство, определение которого дает нам статья 1 раздела 6 Воинского устава. По этому пункту он полностью оправдан. Что касается обвинения в краже пищи, суд признает его виновным и приговаривает к двум сотням ударов хлыстом по обнаженной спине. Приговор будет приведен в исполнение завтра в восемь утра. До этого времени задержанный будет пребывать под стражей. При желании он может повидать капеллана своего полка. А теперь переходим к рассмотрению следующего дела…
Александер посмотрел на Арчи. Тот улыбнулся и кивнул. Обвиняемый сделал над собой усилие, чтобы вернуть улыбку. Он понял, что дядя и был автором комедии, которая спасла ему жизнь. За спиной у лейтенанта Кэмпбелла стоял сержант Кэмпбелл и пристально смотрел на Александера. Им еще предстояло встретиться лицом к лицу, ведь отомстить у Родди Кэмпбелла не получилось.
* * *
– Сто четырнадцать!
Девятихвостка взвизгнула, и Александер выгнулся дугой под ударом. Глухой стон поднялся к губам и умер между стиснутых зубов. Все свои мысли он сосредоточил на Летиции. Оставалось надеяться, что жертва его не напрасна. Но боль нарастала, становилась невыносимой, занимала собой все пространство…
Грохотали барабаны. Офицер громким голосом считал удары. Все эти звуки доносились до него смутно, словно бы через пелену тумана. Еще немного – и сопротивляться этой ужасной боли не хватит сил. Сколько раз он терял сознание? Он уже не мог вспомнить…
– Сто пятнадцать!
Снова свист, хлесткий удар… Стиснув зубы, чтобы не закричать, он дернулся и повис на горизонтальной перекладине, к которой был привязан за запястья. Рубашка, свисавшая до колен, постепенно окрашивалась красным. От запаха крови его затошнило.
– Сто шестнадцать!
Плетка рассекла воздух, а следом и плоть. Он знал, что станет со спиной к концу экзекуции, потому что в жизни видел их немало. Две сотни ударов… Не так уж много, если сравнить с тысячей, которую получил солдат Макадамс за то, что украл у офицера золотые часы. Бедняга умер на третий день после казни. Некоторые кончали жизнь самоубийством, только бы не почувствовать, как свинцовые шары на концах ремней, из которых свита плетка, впиваются в тело…
– Сто семнадцать!
Он застонал и до крови прикусил губу. Солнце ударяло ему в затылок, обжигало истерзанную кожу. Поразительное дело, но сегодня утром он не слышал пения птиц. Может, это из-за того, что у него шумело в ушах? И куда подевался Колл? И Джон… Интересно, пожалел бы он своего брата-близнеца, если бы был сейчас здесь? Разделил бы с ним боль в глубине своего сердца?
– Сто восемнадцать!
В этот раз боль оказалась сильнее: впиваясь ногтями в ладони, Александер закричал. Из толпы зрителей послышался ропот. Он не захотел открывать глаза, хотя на лицах присутствующих наверняка было написано сострадание. Он не нуждался в их жалости.
