Сгорая от стыда, он закрыл глаза. Надо же было так напиться! Неужели он до сих пор в борделе? Блондинка по имени Жозетта сладострастно прильнула к нему, погладила по груди, взъерошила ему волосы. Он почувствовал влажное тепло ее губ сначала на плече, потом на шее.
Вспомнил, как две прелестницы помогли ему подняться на второй этаж. Жозетта оказалась особенно жадной до ласки, ненасытной… А вторую, брюнетку, звали Жизель. Она оказалась глухонемой. Но, как пошутила ее напарница, умела разговаривать с мужчинами на особом языке, благо ручки и губки у нее были очень умелые – малышка «была в профессии» с десяти лет. По его груди заскользила другая ручка, поменьше и посмуглее первой. Женщина вздохнула так, что у Александера снова закружилась голова. Жизель смотрела на него своими черными глазами и улыбалась. Ей было лет пятнадцать, то есть она была на двадцать лет младше его! Он переспал с подростком! Пускай и с проституткой, но…
Жозетта тихо засмеялась и переменила позу. Заскрипел матрац. Александер почувствовал, как накатывает головная боль – наказание за ночь разврата, о которой у него почти не осталось воспоминаний. Он выругался вслух.
– Радость моя, ты почему такой грустный? Вчера ты был на высоте! Бедняжке Жизели даже пришлось просить пощады! – зашептала томным голосом Жозетта, думая, что угадала причину его тревоги. – Ты был ненасытен, как блудливый кот!
Длинные белокурые волосы, упавшие ему на живот, вдруг напомнили ему о другой женщине. Мгновенно навалились воспоминания: Изабель, Пьер с раскроенным черепом в луже крови… Александер со стоном закрыл лицо руками. Что он делает тут, в обществе двух проституток, в то время как Изабель оплакивает мужа, утешает Габриеля? Ему захотелось пойти к ней, обнять, пообещать, что он о них позаботится…
Жизель спрыгнула с кровати, и ее маленькие груди забавно всколыхнулись. Накинув халат и небрежно подвязав его поясом, она жестами что-то объяснила Жозетте. Потом послала Александеру воздушный поцелуй и неслышным шагом вышла.
Оставшись наедине с блондинкой, Александер тоже попытался встать, но женщина тихонько опрокинула его на матрас и устроилась у него между ног.
– Нет, мадемуазель Жозетта, не надо! – Он осторожно отвел ее руку. – Наверное, устала за ночь, отдохни!
– Нечасто в руках оказывается такое сокровище, мсье Александер! – проворковала она. – Считайте, что это… приз!
– Нет, перестань! Мне надо уйти!
– Комната за тобой до полудня. Все было оплачено еще до того, как ты поднялся наверх.
– Оплачено? Что-то я не припоминаю…
– Твой друг обо всем позаботился.
– Друг? Мунро! А он где?
– Ушел! Удостоверился, что ты в хороших руках, и ушел.
– С негритянкой?
– Нет, не с Терезой, нет. Он ушел отсюда один. Девочкам не разрешается уходить с клиентами.
Александер выругался про себя. Как ловко кузен его надул! Привел, напоил, заплатил за услуги проституток, а сам сбежал!
– Она похожа на меня?
Жозетта смотрела на него и улыбалась. Она была хороша собой – ясные серые глаза, веснушки…
– Ты о ком?
– Об Изабель. Ночью ты все время звал ее. И я подумала, что похожа на нее.
– Изабель… – повторил Александер шепотом. – Твои волосы… Они такого же цвета, как у нее.
– Несчастная любовь?
Он подумал, прежде чем ответить.
– Можно сказать и так.
– Не понимаю, как женщина могла отпустить возлюбленного с такими, как у тебя, глазами? И который так хорош в постели…
Она склонилась над ним…
– Можешь звать меня Изабель, мсье Александер! Я не обижусь.
У него не хватило сил снова оттолкнуть ее. Он смежил веки и стал думать об Изабель.
* * *
Мунро поджидал кузена на улице, у ворот дю Марше, преспокойно покуривая трубку. Александер прошел мимо, даже не глянув в его сторону. Он злился на Мунро, и тот об этом знал. Притворившись, будто не замечает мрачного настроения кузена, Мунро заговорил с ним как ни в чем не бывало:
– Ну что, дали они тебе поспать хоть часок или нет?
Александер не ответил и лишь смерил его сердитым взглядом.
– Похоже, не дали… Вид у тебя, как у покойника из могилы…
Александер остановился как вкопанный и повернулся к кузену.
– А ты, Мунро? Сам ты этой ночью спал? Что-то вид у тебя слишком цветущий, как для типа, который всю ночь веселился… в борделе!
– Променять Микваникве на проститутку? – Улыбка сошла с лица Мунро. – Я думал, Алас, ты меня лучше знаешь.
– Ну и гад же ты, Мунро! Обвел меня вокруг пальца, как последнего идиота! Или ты думал, что две продажные девки, какими бы искушенными они ни были, заставят меня забыть про Изабель? Ничего-то ты не понял! Если я не смог ее забыть за семь лет, одной ночью разврата этого не исправишь!
С минуту Мунро молча смотрел на него.
– А виски? Виски тебе тоже не помогает?
– Что было ночью – не помню, – ответил Александер, переминаясь с ноги на ногу. У него болело все тело. – Со своей задачей твое виски справилось отлично! Только странное дело: все, что мы делали вечером, я помню. И как пришли в заведение к твоей мадам Лоррен, тоже помню.
– Алас, послушай, я только хотел, чтобы ты немножко развеялся! Не злись на меня, не надо! Теперь тебе получше?
Александер, который успел сделать несколько шагов, снова остановился и, невольно сжав кулаки, зло посмотрел на кузена.
– Нет! Я чувствую себя куском дерьма! И как только теперь я ей на глаза покажусь?
– Значит, не показывайся.
Мунро отвернулся. Александер покосился на него с подозрением. Что бы могли значить эти его последние слова? Придя к неприятному для себя умозаключению, он спросил сквозь зубы:
– Этого ты добивался, Мунро? За этим ты потащил меня в бордель? Чтобы мне стало гадко и стыдно и я не пошел к Изабель? Ну и хитрец же ты!
Он отшвырнул ногой сухой лошадиный помет и пошел вперед по дороге.
– Не будь ты моим кузеном, я бы тебя пришиб, Мунро Макфейл! Клянусь чем угодно, я бы тебя пришиб!
– Алас, признаю, я был не прав! Не надо было все это затевать… Я тоже знаю, каково это – любить женщину так, что, кажется, сердце вот-вот разорвется! Микваникве я люблю так, как никогда никого не любил. Но мне больно было смотреть, как ты мучаешься. Эта поганка Изабель заставляет тебя страдать всякий раз, когда вы с ней видитесь!
Признание кузена настолько шокировало Александера, что он остановился посреди дороги, преградив путь повозке, в которую был запряжен ослик. На козлах сидел мальчик-подросток.
– Я сам выбрал свой крест, Мунро! Это мое решение, и тебе не надо было вмешиваться.
