– Мама, мамочка!
Личико, с которого был нарисован портрет, выглянуло из-за приоткрытой двери. «Пожалуй, подбородок я закруглила чрезмерно», – подумала она и вернулась к работе.
– Мамочка, идем ужинать!
– Я еще не закончила! Попроси Мари поставить мою порцию в кухне у печки.
– А ты еще долго?
– Нет, Габи, я скоро приду.
Мальчик пробормотал что-то себе под нос и скрылся за дверью. Изабель вздохнула. Ей не хотелось лишний раз сталкиваться с прислугой и видеть вопрошающие взгляды – все ждали, когда же она определится с датой отъезда. Семейство прежних владельцев, которое до сих пор не покинуло усадьбу в Бомоне, тоже хотели знать, когда она намеревается вступить в права владения. Создавалось впечатление, что даже смена дня и ночи зависит от нее, Изабель.
Она склонила голову, прищурилась. Что-то не так с улыбкой мальчика… Кончиком пальца она стерла тень под носом, потом карандашом чуть удлинила линию рта.
– А если так?
Укрупнила подбородок, сделала менее выпуклым лоб, а скулы, наоборот, более рельефными, слегка изменила линию роста волос и носа… Отложив рашкуль, она оценивающим взглядом окинула картину. Перемена была впечатляющей.
– Отлично! Теперь дело за цветом! Хотела бы я знать, куда Габриель положил… Ах, вот и они!
Она поставила коробку с пастельными карандашами к себе на колени и выбрала самый чистый и глубокий оттенок синего. Спустя мгновение глаза на портрете ожили.
– Мамочка, а что ты ’исуешь?
– Ой!
Изабель вздрогнула от неожиданности. Коробка упала на пол, мелки рассыпались по полу. Габриель охнул от огорчения.
– Мамочка, п’ости! Я не на’очно!
Изабель закрыла глаза и набрала в грудь побольше воздуха, стараясь успокоиться.
– Я знаю, Габи. Но ты мог бы и постучать.
– А я стучал! Я вошел, потому что ты не отвечала.
– Ты сказал Мари, что я поужинаю позже?
– Сказал!
Мальчик подошел посмотреть на рисунок.
– Это тот господин?
– Тот господин?
– Ну да, тот, что купил мне яблоко!
– О чем ты говоришь?
– Я взял с п’илавка яблоко, а он заплатил за него, чтобы я не пошел в тю’му!
– В тюр-р-рьму! Ты не рассказывал мне ни про какое яблоко, Габриель.
Мальчик нахмурился. Изабель подумала, что лицо с портрета напомнило ему торговца фруктами с рынка.
– Ну да ладно! Я сама все соберу, а ты возвращайся в кухню и доедай свой ужин. Я приду через пару минут.
– Но он тебя ждет!
– Кто меня ждет?
– Он!
Сын ткнул пальцем в эскиз.
– Я его закончила, и теперь ему надо постоять немного, прежде чем я смогу его убрать. Габи, лучше помоги мне собрать мелки! Габи, ты куда?
Мальчик скрылся в сумерках коридора. Чувствуя, как накатывает раздражение, Изабель подобрала с пола мелки, сложила их в коробку, сняла с мольберта альбом для рисования и какое-то время смотрела на незаконченный портрет.
– Мам, он п’ишел!
Изабель обернулась. Альбом выпал у нее из рук и с тихим стуком упал на паркет. На глазах у Габриеля лицо матери стало бледным, а пастель снова рассыпалась по полу.
– Мамочка, твои мелки!
Видя, что она не отвечает, он подошел поближе.
– Мамочка, тот господин, что купил мне яблоко, хочет с тобой погово’ить.
Голос сына звучал так близко и… словно бы издалека. Оторвав взгляд от мужчины, стоявшего на пороге комнаты, дрожащая Изабель наклонилась к сыну. Мальчик смотрел на нее испуганно и печально.
– Мам, ты же не отдашь меня ему, правда? – прошептал мальчик, оглядываясь через плечо. – Я не хочу в тю’му! Скажи ему, что я дам ему яблоко еще лучше, чем то!
– В тюр-р-рьму, Габриель!
– Я так и сказал.
– Мсье пришел не за тем, чтобы забрать тебя в тюрьму. Прошу, оставь нас одних. А Луизетте и Мари передай, чтобы нас ни в коем случае не беспокоили.
– А как же твой ужин?
– Ах да, ужин… Я не голодна. Скажи Мари… Пусть она отдаст его Арлекине!
Она обхватила ладонями лицо мальчика и поцеловала его в лоб.
– Ну мам! – Сконфузившись, мальчик вырвался из материнских объятий.
Александер с долей ревности наблюдал за Изабель и сыном. Сердце его билось чаще обычного. Габриель подбежал к двери и тут только понял, что выход закрыт. Однако мальчуган не успел ни испугаться, ни рассердиться, потому что Александер поспешно отодвинулся, пропуская его. Мальчик не замедлил воспользоваться шансом и убежал.
Изабель между тем медленно подбирала с пола мелки и складывала их в коробку. Руки у нее дрожали. Когда она выпрямилась, то оказалась лицом к лицу с Александером, который стоял неподвижно как вкопанный. Только прерывистое дыхание и бледность выдавали его волнение.
– Я говорил, что вернусь, и я вернулся.
– Да, я вижу.
Изабель поставила коробку на полку шкафа. Альбом так и остался лежать на полу. К счастью, падая, он закрылся и портрета не было видно. Она нагнулась поднять альбом, но Александер ее опередил.
– Не трогай!
Ей не хотелось, чтобы он увидел портрет. Она вырвала альбом у него из рук и прижала к груди.
– Прости, я хотел помочь.
Несколько растерявшись, он подыскивал слова. Здесь, в этой комнате, предстояло решиться его судьбе. Стиснув шляпу исцарапанными пальцами, он про себя прочел короткую молитву. Если Изабель откажет ему… А ведь он так долго готовился к этой встрече! Когда он работал, каждый гвоздь, вколоченный в деревянную стену, каждая из дощечек, которыми эти стены были обиты, укрепляли его веру в счастливое разрешение ситуации. Теперь же, когда Изабель была перед ним, он ни в чем не был уверен, несмотря на то что успел увидеть ящики с вещами, стоявшие в коридоре. Но попытаться все равно стоило.
– Я дал тебе два месяца на раздумья. Думаю, этого было достаточно…
– Достаточно? Ты правда считаешь, что двух месяцев хватит, чтобы оправиться после смерти супруга?
«Неудачное начало!» – подумал Александер, поднимая вверх руки и всем видом показывая, что признает свою оплошность.
– Конечно, ты права, это небольшой срок. Но этот срок я определил для себя… И… я сделал все, что от меня требовалось.
– Ты сказал, что приедешь через полтора месяца!
Этот упрек пробудил в сердце Александера надежду. Желая, чтобы огонек гнева в зеленых с золотом глазах поскорее погас, он переменил тему разговора.
– Как Габриель?
