– А «падальщик» – это кто?
– Это зверь, который кормится испорченным мясом и всякими отбросами.
Габриель нахмурил брови и задумался.
– Если Бандит поедает остатки с нашего стола, значит, он тоже падальщик?
– Ну… в некотором роде да.
– Фу-у-у! Если есть исподпорченное мясо, точно заболеешь! Может, поэтому он и лежит теперь и не шевелится?
– Надо говорить «испорченное» или «подпорченное», а не соединять два слова вместе!
– А Отемин говорит «исподпорченное», и ее мама не ругает!
Изабель обреченно вздохнула, выпрямилась и вытерла мокрый лоб.
– Бандиту мы никогда не даем испорченную еду! И он получает достаточно, чтобы не искать падаль в лесу. Думаю, за его здоровье можно не опасаться.
– Но ведь ты сама сказала, что он заболел!
– Я только предположила, но это не значит, что так оно и есть. Пожалуйста, не уходи далеко от дома!
– Ладно!
Мальчик поддернул штаны – точно так же, как это делал его отец, – и готов был сорваться с места, когда мать позвала его снова:
– Габи, если тебе что-нибудь понадобится, попроси Микваникве! Мне еще нужно покормить твою сестренку и сварить обед!
– Хорошо, мама!
И он, словно жеребенок, заскакал между округлыми кочанами капусты и зеленой морковной ботвой. Неожиданно нога у мальчика соскользнула в ямку и он едва не упал.
– Мам, когда Забет
[201]
вырастет, чтобы играть со мной и с Отемин? – спросил он, обернувшись.
– О, вам придется подождать! – засмеялась Изабель. – Пройдет много-много недель, прежде чем она сможет бегать с вами! А пока она должна много спать и кушать, чтобы скорее вырасти. И ей еще нужно будет научиться ходить и разговаривать.
– А волосы? Когда у нее вырастут волосы?
– А разве у нее их мало? Посмотри! И они такие же курчавые, как у тебя, когда ты родился!
– Но я же мальчик! А у девочек должны быть длинные волосы! И вообще, наша Забет даже не похожа на девочку.
– По-твоему, она не хорошенькая?
Габриель ответил не сразу.
– У нее личико все сморщенное и голова слишком большая!
– Но ведь она еще очень маленькая! Вспомни Дугласа! Он был такой же головастый, когда родился. А теперь ты сам видишь, как он вырос. Ты, кстати, тоже еще растешь!
– Наверное…
Мальчик передернул плечами и побежал дальше. Изабель какое-то время смотрела ему вслед, потом взяла лопатку и принялась выкапывать луковицы из земли. Закончив грядку, она собрала вещи и направилась к дому.
– …тебе бы все смеяться, а мне – все слезы лить! – напевала себе под нос Изабель, снимая шелуху с третьей по счету луковицы. – Мой друг меня покинул. Ну как мне его разлюбить?
Аромат горячей выпечки навевал аппетит. Еще в начале лета мужчины соорудили за домом печь для хлеба, так что теперь, помимо привычных индейских лепешек-баннок и блинов, можно было испечь что-нибудь повкуснее. Молодая женщина отложила нож, вытерла руки о фартук, потянула носом и прикрыла глаза, которые отчаянно щипало.
– Терпеть не могу чистить лук! – пробормотала она, глядя на карманные часы Александера, которые лежали тут же, на кухонном столе. – Наверное, хлеб уже испекся!
Перед тем как идти доставать хлеб из печи, она склонилась над колыбелью. Маленькая Элизабет мирно спала.
– Ты знаешь, что похожа на ангела, когда спишь?
Любуясь кудряшками малышки, она вспомнила, как производила ее на свет. Если Габриель в свое время не желал покидать материнское лоно, чем причинил Изабель много страданий, то Элизабет, наоборот, горела желанием поскорее увидеть мир и все его чудеса. Первые схватки настигли Изабель на берегу пруда, где они с детьми ловили головастиков. Она едва успела дойти до дома Микваникве, который был ближе, и у нее отошли воды. А еще через четыре часа прозвучал первый крик новорожденной.
– Сомневаюсь только, что нрав у тебя будет ангельский, моя красавица! С такими-то родителями…
Входная дверь распахнулась, и на фоне яркого света вырисовался темный мужской силуэт. Это был Александер. Изабель бросилась ему навстречу.
– Слава Богу, вы вернулись из миссии! Что это?
Александер, многозначительно улыбаясь, протянул ей нечто завернутое в вощеную бумагу.
– Настоящее сокровище!
– Сокровище?
Озадаченная и в то же самое время обрадованная, Изабель пощупала сверток.
– Рассыплешь или помнешь! Там сливочное масло, сахар, ваниль…
– Сливочное масло? А это что – такое твердое? Похоже на горлышко бутылки…
– Я купил нам бутылку вина!
– Бордо?
– Нет, a ghràidh, это вино не французское, а испанское! И, как мне сказали, на вкус не хуже, чем поцелуи Эмелины!
– Поцелуи Эмелины?
Александер пожал плечами, но глаза его смеялись.
– Так мне сказали! А потом я увидел эту самую Эмелину… Как бы то ни было, уверен, что твои поцелуи намного слаще!
Он нежно поцеловал женщину, потом отстранился и потянул носом.
– Что вкусного ты приготовила?
– Это хлеб пахнет, – ответила Изабель, разворачивая сверток. – Господи, как я соскучилась по ломтю свежего хлеба со сливочным маслом!
Она извлекла из свертка кусочек масла и теперь смотрела на него с таким восхищением, словно это был слиток чистейшего золота. При виде ее восторга Александер подумал, что Изабель не утратила способности радоваться, как ребенок, каждой мелочи. Но такая ли уж это мелочь?
Вопреки его опасениям, жизнь в роскоши не развратила невинного сердца, которое он когда-то открыл для себя в Квебеке. Да, испытания и трудности закалили характер Изабель, однако не ожесточили ее, не сделали черствой. Она восторгалась, глядя, как взлетает стая диких гусей, хохотала, когда маленькая Элизабет принималась гримасничать, умилялась, когда Габриель приносил ей жука с ярким тельцем, чтобы она могла приколоть его к чепцу вместо броши. Нет, все эти маленькие радости не такая уж мелочь…
Чувствуя себя совершенно счастливым, Александер подошел к своей обожаемой Изабель, которая только что отломила крохотный кусочек масла и положила его в рот.
– М-м-м… – Она зажмурилась от удовольствия. – Какое свежее! Я так соскучилась…
– Я тоже соскучился… – Он обнял ее сзади, приблизил губы к ее ушку: – Мы давно не оставались наедине, Изабель. Помнишь, как хорошо нам было на той мельнице? Я не против повторить…
– Алекс! Забет спит у окна и…
