Александер поискал глазами ружье. Он знал, что оно заряжено, оставалось только нажать на спусковой крючок. Если бы только до него дотянуться! Наконец слева, в траве, блеснул отделанный оловом приклад. Определив, где лежит ружье, он стал размышлять, как к нему подобраться, чтобы как можно быстрее выстрелить. Шансов на успех было мало, однако он просто не мог позволить себе умереть, ничего не предприняв.
Патрон вояжеров между тем тоже не сводил с пленника глаз. Фигура, волосы – все казалось знакомым. Они наверняка встречались раньше. Не может же он быть… Не может же он держать на прицеле своего… От волнения у него участилось дыхание. Прежде нужно убедиться…
Сапоги двинулись вправо, и к Александеру вернулась надежда. Глядя на ружье, он чуть передвинул левую руку и приподнял ее, чтобы схватить его наверняка.
Патрон заметил движение и, словно зачарованный, уставился на руку, на которой недоставало мизинца. Но ведь его заверили, что Александер погиб! Ему мерещится… Однако эта рука, эти волосы, такие же темные, как и у него самого? От волнения к горлу подкатил комок.
Никто не нарушал молчания. Кто-то убрал дуло от его спины, и Александер услышал хруст травы. Сапоги стали удаляться. Это его шанс! Схватив ружье с быстротой молнии, он перекатился на спину и зацепил пальцем спусковой крючок. Небо, ослепительный солнечный свет, проникающий сквозь кроны огромных деревьев, – все это промелькнуло перед глазами в считаные мгновения. Александер замер, прицелившись в стоящего перед ним мужчину.
Глаза его постепенно привыкали к свету. Палец готов был нажать на курок. По мере того как бледное лицо человека, которого остальные величали «патроном», вырисовывалось перед глазами Александера, кровь стыла у него в жилах. Из груди вырвался стон. Он замер в нерешительности. Воспоминания затопили его разум. Мускулы напряглись до предела, причиняя ужасную боль.
Мужчина уронил ружье на землю.
– Но… Патрон, что вы делаете?
– Оставь нас наедине, Кабанак!
Кабанак перевел недоумевающий взгляд на Александера. Глаза у того невольно расширились, когда он наконец-то узнал стоящего перед собой человека. И тоже опустил ружье.
– Пресвятая Дева!
– Уходи! И проследи, чтобы нам никто не мешал!
– Жан, а если…
– Это приказ!
Без дальнейших возражений Кабанак и Христианин ушли по тенистой тропе назад, к реке. Александер за это время даже не шевельнулся. Только палец дрожал на спусковом крючке. Он стиснул зубы, пытаясь совладать с паникой.
– Ну же, стреляй! – проговорил Джон спокойным голосом. – Тебе же до смерти хочется это сделать! Это твой шанс, Алас! Я безоружен, мои люди ушли!
Все еще пребывая во власти шока и волнения, которые породила эта нежданная встреча, Александер молчал. Он слышал взрывы и предсмертные крики, от которых по телу шла дрожь, свист снарядов и пуль, заставлявший сердце биться быстрее. Его прошиб озноб – совсем как в тот день на Драммоси-Мур под мелким холодным дождем. Видел, как драгуны атакуют хайлендеров, срубая головы и руки своими саблями. Видел отца, который в считаные минуты исчез в общей свалке, а потом черный глаз дула вдруг уставился прямо на него… Справившись с волнением, он посмотрел в лицо своему брату.
– Джон, что, по-твоему, чувствует человек, оказавшись на мушке?
Джон посмотрел на ружье, потом на Александера.
– Зависит от того, у кого в руках ружье, и от причины, которая побуждает человека выстрелить.
Александер почувствовал, как в душе нарастает гнев.
– А что чувствуешь ты в такие моменты?
Лицо у Джона было белое как мел. Он тоже стоял не шевелясь.
– Думаю… мне станет легче, если ты нажмешь наконец на этот проклятый курок!
Александер перехватил ружье поудобнее и цинично усмехнулся.
– Тебе станет легче? Я прекрасно знаю, каково это – быть на мушке, Джон. Двадцать два года… двадцать два года я не могу забыть это!
Во взгляде брата промелькнуло недоумение.
– Неужели ты забыл, Джон?
– Алас, о чем ты говоришь?
– Проклятье! Вспомни Драммоси-Мур, Каллоден!
– Каллоден?
Лицо Джона посерело. Он тряхнул темными волосами. Александер отметил про себя, что его волосы тоже отливают медью, и вспомнил, как однажды Тсорихиа хвалила его волосы.
– Думаешь… Алас, ты что, думаешь, что я в тебя выстрелил?
Джон снова тряхнул волосами, словно не желая верить в очевидное. Воздел руки к небу, потом обхватил ими голову и со стоном повалился на колени.
– Ochone! Алас! Неужели ты верил в это все эти годы?
Смущенный реакцией брата, Александер чуть опустил ружье. Потом в памяти снова возникло изрыгающее огонь дуло, и ненависть поднялась в нем с новой силой. Он отшвырнул ружье, набросился на Джона и ударил кулаком в лицо. Брат в своем ошеломлении не успел ответить, и Александер без труда подмял его под себя, замахнулся… Оба шумно дышали. Пролетали мгновения. Секунда – и кулак опустился на траву, в дюйме от головы Джона.
Александер отстранился, резко рванул ворот своей рубашки и показал бледный шрам.
– А это что? Может, и это я себе навоображал?
Джон медленно встал.
– Нет. Алас, ты ошибаешься! Во имя всего святого! Это не я в тебя стрелял! Это был солдат из полка Палтни!
– Из полка Палтни? Ты лжешь, Джон! Как я могу поверить человеку, который опозорил свой клан дезертирством?
– Мое дезертирство не имеет к этому отношения!
– Еще как имеет!
– Алас, это была не моя война!
– И не моя! Но я остался, и Колл, и Мунро тоже.
– Чтобы делать с автохтонами то же самое, что когда-то делали с нами? Мне было противно, Алас! Поэтому я перешел на сторону противника.
– Речь не идет о битвах во славу Стюартов! Неужели ты думал, что мы сражаемся за то, во что верим? Нет! Речь шла об интересах Англии и Франции, и мы все это знали! Мы, простые солдаты, были инструментом в руках командиров, так же как и канадские крестьяне. Мы помогали друг другу припасами, обменивались сведениями. Мы пытались выжить, и это все! Честь, мораль и преданность – все это, конечно, прекрасно! Но только на сытый желудок, Джон! Скажи, почему же тогда все это время ты от меня скрывался?
– О чем ты говоришь? Ладно, я скажу! Твоя враждебность и презрение – я больше не мог с этим жить! Представь, все эти годы меня терзала мысль о том, чем я заслужил такое отношение. А потом выясняется, что мы плывем на одном корабле! И что я узнаю? Что твое отношение ко мне не переменилось! И тогда я подумал, что, если меня не будет, вы с Коллом сойдетесь скорее…
– А как бы ты себя вел, если бы увидел, как твой брат в тебя стреляет?
