– Фрэнсис!
– Беги, Мари! Спасайся! Предупреди Стюарта и Мунро!
Но она уже увидела наступающего ирокеза и закричала от страха. Хватаясь за нож, с которым он никогда не расставался, Фрэнсис приказал:
– Мари, беги!
Девушка подчинилась. Ирокез бросился в погоню, а Фрэнсис – следом за ним.
* * *
Изабель меняла пеленки дочке, которая ворковала, как птичка.
– Габи, помой ноги перед тем, как лечь!
– Уже помыл!
– Вода в лохани чистая! Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты пришел с маисового поля, где целый день ловил ужей, с чистыми ногами?
– Ладно, иду!
– И ногти тоже вычисти! Когда помоешься, вынеси и вылей воду!
– Хорошо, мамочка!
Габриель с неохотой встал из-за стола, где он рисовал при свете свечи. Изабель проводила его глазами. Убедившись, что мальчик берет коробку с мылом, она вернулась к своему занятию. Малышка за эти пару минут успела высвободить ручки.
– Боже, что же будет, когда ты начнешь бегать? Я уже сейчас не могу тебя поймать!
В этот момент душераздирающий крик Мари достиг ее ушей. Сначала Изабель подумала, что это Фрэнсис бежит за ней следом, – иногда он делал вид, что хочет ее напугать. Но девушка закричала снова. Волосы зашевелились у Изабель на голове. Это точно была не игра…
– Мам, что с Мари такое? – с тревогой спросил Габриель.
Изабель быстро запеленала Элизабет и положила ее в колыбель.
– Габи, присмотри за сестренкой и не выходи из дома! – распорядилась она. – Глаз с нее не спускай, или же я, когда вернусь, выпорю тебя!
Не дав сыну времени возразить, она выбежала из дома. Потом вернулась, схватила ружье, вышла и закрыла за собой дверь, оставив Габриеля в страхе и растерянности.
* * *
Поднялся ветер. Он ворошил опавшие листья, поскрипывал ветвями, заглушал их шаги так же, как и шаги врагов, если они были рядом. Александер вздрагивал при малейшем шорохе и едва слышном звуке, издаваемом живым существом. Он знал, что индейцы общаются между собой, подражая голосам лесных зверей и птиц, а для несведущего этот диалог звучит как обычная какофония леса. Поэтому, заслышав песню козодоя, он прислушался в ожидании ответа. Однако его не последовало. Вздохнув с облегчением, Александер знаком предложил Джону идти дальше.
Ночь постепенно наполняла своим мраком каждую ямку, окутывала кусты и овраги, где могли спрятаться поджидающие их недоброжелатели. Если не считать криков ночных птиц и жужжания насекомых, в лесу было на удивление тихо. Вверху, меж оголившихся крон, было видно небо, которое стремительно затягивалось тучами. Ночь обещала быть безлунной.
На протяжении многих минут Александер прислушивался к мягкому похлопыванию ножен о тело, поскрипыванию кожаных походных сумок, шелесту листьев под ногами и их с Джоном дыханию. Они были на подходе к Ред-Ривер-Хилл. Все было спокойно. Слишком спокойно? А может, недостаточно? Он не мог сказать. Споткнувшись о корень, он громко выругался. Страхи и мрачные мысли заставили его забыть об осторожности. А ведь он знал эти места как свои пять пальцев…
– Ты в порядке?
– Да.
Укротить страх и оставаться начеку… Чтобы отвлечься, Александер спросил у брата:
– Те люди, твои спутники… Они работают на тебя?
– Да. Три последних года я сам себе начальник.
– Я слышал, что ты вышел из бизнеса брата твоей жены.
– Ты о Филиппе Дюране? Можно сказать и так. Мне не нравились некоторые его методы, и я решил попробовать вести дела самостоятельно. И многие из тех, кто работал на него, ушли со мной. К примеру, те же Кабанак и Христианин. Кабанаку я, не задумываясь, доверил бы жизнь. Такую преданность чаще увидишь у собак, чем у людей, честное слово!
– Кабанак? Тот, кто в свое время отрезал мне палец?
Джон, который в это время шел сзади, вздохнул.
– Ты злишься на меня, Алас?
– Нет. Ты сделал то, что было необходимо. Если бы ты хотел меня помучить, то отхватил бы всю руку целиком! Только когда рана окончательно зажила, Мари-Анн отпустила меня в Квебек.
– Ты тоже дезертировал?
– Нет. Это запутанная история, расскажу в другой раз.
– Да уж, нам понадобится бочонок виски, чтобы рассказать друг другу о своей жизни!
– Бочонка не хватит, если хочешь знать мое мнение!
Александер перескочил через ствол поваленного дерева.
– Осторожно!
– Спасибо, уже увидел!
Они сделали еще несколько шагов практически вслепую.
– Алас!
– Что?
– Ты счастлив?
– Счастлив?
Александер не мог сказать, что в этот момент у него на душе светло и радостно.
– Я что хотел сказать… Ты собираешься жениться на этой женщине, твоя кровь течет в жилах двух детей… Прошлое, каким бы оно ни было, не изменить. Но будущее – другое дело, верно?
– Пожалуй… Да, думаю, я счастлив.
– Это прекрасно! Этого мать и хотела. Ты знаешь, она ведь знала, что ты жив!
– Да, мне говорили.
– Что ж, если ты счастлив, то и я счастлив тоже!
Замедлив шаг, Александер повернулся к Джону, и тот едва не столкнулся с ним. Вглядываясь друг в друга, словно в зеркальное отражение, они думали, какой могла быть жизнь каждого из них после долгой разлуки. Две параллельные жизни, проистекшие из одного источника, – и настолько разные! Александер догадывался о том, что на долю Джона тоже выпало немало испытаний.
– Помнишь те часы дедушки Кэмпбелла? – ни с того ни с сего спросил Джон.
– Те, что мне отдал Колл? Они и сейчас при мне. Почему ты спрашиваешь?
– Когда мы вернулись домой после Каллодена, я стал их искать.
– Я спрятал часы от этого болвана Иайна Маккендрика, который вечно на них зарился.
Джон засмеялся.
– Не такой уж он был болван, этот Маккендрик! Он разыскал твой тайник. Колл мне об этом сказал, и я сразу пошел к Маккендрику, боялся, что он их продаст. Я вышиб ему два зуба и подбил глаз, так что он стал размером с гусиное яйцо! А потом вежливо поинтересовался, не находил ли он случайно твои часы. Бедняга тут же мне их вернул. И с того дня я носил их с собой. Пока мы не попали в Луисбург…
– Спасибо, Джон.
Александер был глубоко взволнован. Ребенок, которым он был когда-то, плакал внутри него, жаждал воссоединения со своей половинкой, которую у него отняли. Он сделал глубокий вдох. Джон положил руку ему на плечо, и Александер сделал то же самое. Потом в порыве братской любви они обнялись.
