– Вы простудитесь!
– Всего лишь пару минут!
Едва заметное движение в увитой розовым виноградом беседке привлекло внимание Пьера. Блеск бриллиантов… Он совсем позабыл о Каролине и уж точно не ожидал, что она станет за ними подсматривать. Но, не получив желаемого от Изабель, он решил присоединиться к юной сердцеедке.
– Пару минут, говорите вы? Ну что ж… Я потрачу это время с пользой. Мне нужно кое с кем срочно поговорить. Подождите меня в зале, хорошо?
Пьер хотел было поцеловать ее в щеку, но устыдился и передумал. Поцелуй руки, более формальный, в данной ситуации показался ему предпочтительнее. Он поклонился и ушел. Изабель какое-то время смотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на небо, даже не заметив, что в дом муж не пошел.
Еще немного, и она позволила бы губам Пьера целовать свою шею, а рукам – скользить по краю шелкового корсажа. Ей так хотелось разрешить ему себя ласкать, целовать…
Она сделала несколько шагов вглубь сада и только тогда почувствовала, что становится прохладно. Остановившись, Изабель потерла руки, чтобы согреться. Возвращаться в дом ей не хотелось – она задыхалась на балах, где воздух был насыщен запахами человеческого тела. К тому же своим язвительным выпадом против мужа она дала пищу для сплетен и ей не хотелось лишать знакомых удовольствия позлословить.
Воздух в саду был влажный. Ближе к центру, там, где сходились аллеи, по иронии судьбы спланированные как раз в форме креста на британском флаге, поблескивал пруд. Направляясь к нему, Изабель обдумывала слова Пьера. Значит, он не собирается отказываться от своих корней, вовсе нет! Она испытала прилив гордости. Ее супруг решил прибегнуть к лицемерию, чтобы добиться своих целей! Прежде она не замечала этой черты в его характере. «Безмолвные змеи – враги куда более коварные…» – сказала Каролина де Рувиль. Изабель поморщилась. Похоже, эта милая дама знает о Пьере намного больше, чей она, его законная жена. Наклонившись, Изабель полюбовалась своим неясным отражением в ореоле синеватых оттенков неба. Между двумя водяными лилиями ей улыбался молодой месяц.
– Мадам, позволите провести несколько минут в вашем приятном обществе?
Вздрогнув от испуга, Изабель повернулась на каблучках и оказалась лицом к лицу с Жаком Гийо. Молодой человек улыбнулся, но, заметив ее испуг, быстро спросил:
– Я вам не помешал?
– Нет, мсье Гийо. Я любовалась луной… отражением месяца в пруду!
– Ах, луна, которой мы поверяем наши мечты, под которой вздыхаем от любви! Она лучше, чем кто-либо, знает темную сторону нашей души. Она видела столько страшных преступлений, задуманных при желтом сиянии свечей, столько слез, столько страстных объятий! Но, быть может, мои речи вас утомляют?
– Вовсе нет, мсье Гийо, вовсе нет! Продолжайте! Это очаровательно!
– Дама луна, лесная нимфа в серебряной кирасе, скачущая сквозь безумную человеческую ночь! Верховная повелительница в своем сверкающем королевстве! Она внушает худшие страхи и сладчайшие желания. Она освещает своим сиянием совершенство этого мира или бросает тень на его ужаснейшую гнусность. Знаете ли вы, мадам, что в этот самый момент вы окружены лунной пылью?
– Вы хорошо говорите, мсье Гийо! – весело воскликнула Изабель, желая скрыть свое волнение. – Впредь я буду называть это платье «лунной пылью»! Очаровательно! Но вы правы, этой ночью небо великолепно, да и погода для октября стоит очень теплая.
– Но воздух становится прохладным, и вам лучше вернуться.
– Нет, я хочу насладиться сполна последними теплыми днями! Зима приходит так быстро…
Мсье Гийо помрачнел. Он опасался, что они могут увидеть Пьера, и предпочел бы поскорее препроводить Изабель в помещение. Впрочем, стоит ли беспокоиться? Сад достаточно велик, и они смогут пройти мимо интимных уголков, обустроенных тут и там…
– Тогда давайте прогуляемся по саду. Надеюсь, что волков здесь нет!
Он предложил ей руку, и она, улыбнувшись, оперлась о нее своей ручкой. Какое-то время они молча шли меж зарослей лаванды, лука-резанца и красиво подстриженных кустарников, прислушиваясь к хрусту камешков под ногами и радостным отголоскам бала. С легким шорохом играли на ветру ветви прекрасных лип. Жак, нагнувшись, сорвал листик мяты и вдохнул его пряный аромат.
– Вы пишете, мсье Гийо?
– Пишу?
– Я имела в виду стихи, сонеты?
– О нет! Упаси бог! Я ни за что не решусь увековечить на бумаге слова, которые иногда нашептывает мне вдохновение. Возможно, у меня душа поэта, но талантом я обделен!
– Жаль! А я привыкла думать, что через перо поэта проистекает его душа…
Замедлив шаг, Жак внимательно посмотрел на Изабель и улыбнулся.
– Может, и так, но только в том случае, если муза освободит эту душу от условностей ханжеского и двуличного общества, которое всегда препятствует свободному выражению чувств.
– Муза?
Изабель замерла на месте.
– Конечно! Любой поэт нуждается в музе, разве вы не знаете? Благодаря ей его слова источают аромат.
– Вот как? Значит, вы еще не нашли свою, мсье Гийо?
Молодой человек не спешил нарушать молчание.
– Нет, почему же, я ее нашел, – шепотом произнес он. – Но я жду, когда она снизойдет ко мне.
Рука Изабель, высвобождаясь из его руки, скользнула вниз, но Жак Гийо тут же поймал ее.
– Мадам, вы дрожите! Вы по-прежнему желаете продолжить прогулку?
– Да, – ответила Изабель после недолгого колебания.
Повисла тяжелая тишина. Изабель предпочла переменить тему разговора.
– Осень для меня – любимое время года. Цвета природы так прекрасны, так ярки! Солнечный свет кажется золотым, теплым, а земля, деревья и трава так благоухают… словно природа предлагает нам насладиться своими последними прелестями!
– Вы правы, – согласился Жак Гийо, оглядывая кусты и вдыхая осенний воздух. – Но у каждого времени года – свое очарование. Увядание одного сезона заставляет нас ожидать, желать скорого прихода следующего.
– Да, – прошептала Изабель, которая уже мечтала о зиме.
Скоро густой снежный покров упадет на крыши Монреаля и заточит горожан в четырех стенах их жилищ до самой весны. Прощайте, пикники в садах и на берегу реки Сен-Пьер! Впрочем, великосветская жизнь не станет беднее событиями. Балы и обеды будут сменять друг друга до самого поста, они закружат ее в своем вихре так, что некогда будет вздохнуть…
Молодая женщина вспомнила последние наставления кюре: «Эти нечестивые празднества, распутство и дебоши опошляют чистые души девиц, которых приводят туда их безнравственные матери!» И слуга божий, не стесняясь, указал пальцем на мадам Дютелье, которую, кстати сказать, даже прилюдное порицание не заставило склонить голову. Потом кюре сделал несколько танцевальных па, довольно грациозных, чтобы уже в следующую минуту назвать эти жесты и движения происками дьявола, ибо они влекут к постыдным удовольствиям, а значит, являются гнусностью и несут с собой бесчестие и болезни. Изабель же, глядя на него, задалась вопросом, где он научился так хорошо танцевать.
