– Это между нами! Одна история с яблоком.
Они стояли и смотрели друг на друга. Мысли, слова проносились в голове у обоих. Но, как ни странно, если не считать обид и старых счетов, им больше не о чем было говорить. Когда-то страстные любовники, теперь они стали чужими людьми, которых связало навсегда, что бы ни случилось, существование на свете маленького мальчика.
– Алекс, я не знаю! Думаю, от этого ты бы мучился еще больше! И если Пьеру станет известно…
Она намеревалась сказать, что ее супруг полагает его умершим, но передумала. Что же на самом деле произошло той осенью? Что случилось с ван дер Меером и его отрядом? Может, старый торговец тоже спасся? Но ведь его супруга умерла на прошлой неделе, и Голландец не присутствовал на похоронах…
Пока Изабель размышляла, пришел черед Александера как следует ее рассмотреть. Любит ли он ее до сих пор? Или желание, которое проснулось в нем, не более чем пережиток прошлого, воспоминание о былой, некогда столь пламенной страсти? Белые пальчики молодой женщины играли с кружевом, украшавшим вырез на корсаже. Увидев подвеску у нее на груди, он сначала удивился, а потом нахмурился.
Это зрелище, словно бадья ледяной воды, охладило эмоции Александера. Он потянулся и схватил серебряный крестик. Ошарашенная этой внезапной близостью, Изабель перестала дышать. А он не мог отвести взгляд от крестика, который носил на шее больше четырех лет. Потом он посмотрел ей в глаза. Известно ли ей, как обошелся Этьен с ним, с Голландцем и его людьми?
– Кто тебе это дал? – спросил он таким резким тоном, что Изабель испугалась.
– Этьен, – ответила она шепотом.
Черные брови Александера сошлись в одну грозную линию.
– Он сказал, что тебя убили.
Саркастический смешок напугал ее еще больше.
– А что еще он тебе рассказал, Изабель?
– Что на вас напали индейцы и всех перебили.
– Что ж, я, как видишь, до сих пор жив! Но об остальных – все правда. Хотя подозреваю, что он ее немного приукрасил…
– Что ты этим хочешь сказать? Этьен говорил, что они попали на место трагедии, когда уже все было кончено, и… Алекс, что там на самом деле произошло? Этьен мне соврал?
Вид у нее был встревоженный, и Александер понял – она ничего не знает. Нужно ли рассказывать? Описывать в подробностях подлое нападение, напрасные убийства, пытки, которые довелось вынести Голландцу – и которые в итоге стоили ему жизни?
– Алекс?
– Я получил серьезное ранение и плохо помню, что происходило вокруг. Наверное, меня и вправду сочли умершим.
Это их с Этьеном дела, они не касаются Изабель. Узнай она правду, это не исправит всего, что ему пришлось пережить, и не вернет того, что он потерял. Не нужно рассказывать ей о своей жизни; они шли и пойдут дальше разными дорогами.
Дверь со скрипом распахнулась, и на них с Изабель обрушился поток света.
– Изабель, вы не идете ужинать, и я…
Пьер с недоумением воззрился на незнакомца рядом с женой. Изабель издала едва слышный стон, а Александер позволил крестику нырнуть обратно в недра декольте и быстро отошел в сторону. Время словно бы остановилось.
Тишина была тяжелой – так обычно бывает перед неистовой бурей. Потом Пьер, глаза которого привыкли к полумраку, побледнел как смерть и вскрикнул:
– Боже милостивый, вы? Вы живы?
Нотариус готов был поверить, что это призрак Александера явился мучить его, наказать за содеянное. Потом он заметил, как рука этого призрака скользнула к ножнам на поясе, как злобно блеснули его глаза. Этого оказалось достаточно, чтобы понять – перед ним человек из плоти и крови.
– Изабель, возвращайтесь в дом!
– Пьер, что вы намереваетесь делать?
Она кинулась к супругу. Он грубо толкнул ее к выходу.
– Возвращайтесь в дом! – повторил он, ища глазами хоть что-нибудь, что могло послужить ему оружием.
Изабель повисла у него на руке и потянула.
– Пьер, не надо! Он уходит! Клянусь, он уже уходит!
Она в отчаянии заплакала. Если она уйдет, эти двое наверняка убьют друг друга!
– Я хочу поговорить с ним наедине, Изабель. Доставьте мне удовольствие, вернитесь в дом.
Его тон ужесточился. Снова стало тихо, но на этот раз молчание было обременено неуверенностью и зарождающейся ревностью.
– Что вы делаете здесь с моей женой? – спросил Пьер у Александера.
– У меня был к ней разговор, и это все.
– Разговор? Вы надо мной издеваетесь?
Повернувшись к Изабель, Пьер вперил в нее сердитый взгляд.
– Как часто он сюда приходит? Сколько времени это продолжается?
– Вы заблуждаетесь, Пьер. Сегодня он пришел в первый раз.
Ярость клокотала в нем, и он поднял было руку, но в последний момент овладел собой и стиснул пальцы в кулак.
– С вами мы объяснимся позже, мадам!
Он повернулся к Александеру, который не сдвинулся с места. Пьер увидел вилы и схватил их.
– Пьер, нет! Алекс, уходи! Ради любви к сыну, Алекс, уходи, умоляю!
– К сыну? Так вы явились, чтобы досаждать Габриелю?
– Нет, он только хотел узнать… Он не знал, что Габриель – его… Пьер, я все вам объясню, только позвольте ему уйти, я вас умоляю! Он никогда больше не вернется!
По щекам Изабель градом катились слезы.
– Недостаточно зачать ребенка, чтобы считать себя его отцом! Я позабочусь о том, чтобы он это понял, Изабель!
Нотариус крутнулся на каблуках, чтобы оттолкнуть жену к двери. Александер наблюдал за Пьером. Все происходило так быстро, словно во сне. Послышалось металлическое дребезжание – Пьер споткнулся о припорошенную сеном цепь и упал в стойло Коломбины, которая заблеяла от испуга. Изабель с Александером ждали, что сейчас он зашевелится, встанет на ноги. По прошествии минуты Изабель, окончательно потеряв голову от страха, стала звать мужа:
– Пьер! Пьер!
Она подбежала к нему, легонько потрясла за плечи, позвала снова. Никакого ответа… Никакой реакции. У Александера появилось дурное предчувствие, но подойти он не осмелился.
– Пьер, поговорите со мной! Мне не нравится эта шутка! О господи!
Обратив к Александеру свои расширенные от ужаса глаза, она поднесла руку ко рту. Он наконец стряхнул с себя оцепенение и приблизился к телу, которое она перевернула лицом вверх. Открылась глубокая рана на виске, из которой торчал осколок стекла, похожий на острый клинок. Базиль, должно быть, расколотил бутылку, и один осколок так и остался лежать в сене. Стеклянный взгляд Пьера свидетельствовал о том, что надеяться было не на что. Грудь Изабель стеснилась, тело сотрясалось от нервной дрожи.
