– Сын? Надо же… А откуда ты знаешь… Я хотел сказать… Почему она раньше не сказала? И ты точно уверен, что он – твой? Ты ведь мог быть не единственным… ну, с кем она…
Под угрожающим взглядом Александера он умолк.
Совсем рядом женщина, стоя на столе, пела фривольную песенку и призывно качала бедрами. Вокруг нее уже собралась толпа полупьяных почитателей. Мужчины хлопали в ладоши, а то и норовили запустить руку под колыхающуюся в танце юбку. Александер рассеянно смотрел в ее сторону, но мысли его витали далеко. Он снова был в конюшне и смотрел в искаженное отчаянием лицо Изабель, которая молила его уйти. В ее прекрасных зеленых с золотом глазах читалось горе, и оно было искренним. Она оплакивала смерть Пьера. Она любила своего мужа! Эта очевидность мучила его куда больше, чем тот факт, что из-за него нотариус лишился жизни.
– Как это случилось? Как умер этот Ларю?
Александер перевел взгляд на кузена и вздохнул. Потом начал объяснять. Мунро слушал его молча, время от времени постукивая по столу указательным пальцем. Когда рассказ был окончен, он выругался и уперся ладонями в столешницу.
– Что ты собираешься делать? На самом деле ты его не убивал. Это несчастный случай! Ты его и пальцем не тронул.
– Мунро, ну как ты не понимаешь? Если бы меня там не было, ничего бы и не случилось! Из-за меня Изабель теперь вдова, а Габриель – сирота!
Александер поморщился. На самом деле мальчик не был сиротой, но ведь ему скажут совсем другое… У Габриеля был отец – родной отец, от которого предпочли избавиться, потому что он не имел ни денег, ни положения в обществе.
Женщина допела песню и поклонилась, сорвав шквал аплодисментов. Порядочно выпивший посетитель схватил ее за талию, покружил немного, а потом увлек в энергичную джигу, которую уже наигрывал скрипач. К паре присоединились и другие танцоры. Оживленные лица окружающих раздражали Александера, и он поспешил отвернуться. Мунро пожал ему руку, чтобы подбодрить и утешить.
– Изабель не пропадет, Алекс! Если не ошибаюсь, деньги у Ларю были. Она не пропадет… а там найдет себе нового мужа.
Нового мужа? Такая перспектива даже не приходила Александеру в голову. У него оборвалось сердце. Изабель опять выйдет замуж? Изабель – в постели с другим? Снова? Нет, это невозможно! Она принадлежит ему! Один раз ее у него уже отняли, вместе с ребенком. Он не позволит, чтобы это повторилось. Никогда! Он так разволновался, что готов был встать и сразу же идти к ней.
– Мне нужно с ней поговорить! Мунро, я не могу ее бросить! Не могу!
– Лучше бы тебе ее забыть, Алас! Она не для тебя. Вы – из разных миров. Послушай моего совета, забудь!
– Не могу! Знаю, ты прав, но не могу! Господи, я до сих пор ее люблю!
– A Thighearna mhòr!
[118]
Алас, из-за нее ты уже хлебнул горя, хочешь еще?
– Если так суждено, пусть!
– Fuich! – Мунро стукнул по столу ладонью. – Я этого не понимаю! Пытаюсь, но не могу. Эта женщина поломала тебе жизнь, а ты после этого готов взять ее? Бред! Может, ты забыл, что тебя ждет другая женщина? Или ты совсем остыл к Тсорихиа?
– Это не одно и то же! Тсорихиа, она… Ладно, я ее люблю, но… Разве ты никогда не любил женщину так, что хотелось умереть, до того это было больно? Чувствовал, как сердце готово лопнуть от счастья, когда ты ее обнимаешь? Она – тут и… тут. – Дрожащим от волнения пальцем он указал сначала на свое сердце, а потом – на лоб. – Что бы я ни делал, она во мне, она – часть меня…
Он умолк, потому что только теперь понял – ему придется бросить Тсорихиа, чтобы воссоединиться с Изабель. Он схватил кружку и залпом допил пиво.
– Думаю, сегодня тебе надо развлечься, – заявил Мунро, вставая. – А завтра, глядишь, в голове и прояснится… Так, поднимайся! Пойдем туда, где весело!
– Никуда я не хочу идти.
– Алас, идем! Сегодня я совершенно случайно встретил старину Кормака. Помнишь его?
– Ну да. Был винокуром в лагере Монктона.
– Точно! Он рассказал мне про одно заведение, где подают лучшее шотландское виски во всем городе. Отсюда рукой подать! Виски его производства, представляешь?
Покорно, словно ребенок, Александер встал из-за стола и вышел вслед за кузеном на улицу. Холодный ветер стегнул по лицу. Выпил он уже достаточно, поэтому, чувствуя легкое головокружение, подумал, что было бы правильнее лечь спать, но перспектива угоститься отменным виски показалась весьма заманчивой…
Он старался дышать глубоко, чтобы в голове поскорее прояснилось. На улице было холодно, и ему пришлось поднять ворот куртки из лосиной кожи. Ее упругая мягкость напомнила Александеру тело Тсорихиа. Молодая индианка подарила ему эту куртку незадолго до отъезда в Квебек. Думать о Тсорихиа теперь было очень больно. Он успел сильно привязаться к ней, но это чувство не шло ни в какое сравнение со страстью, которую вызывала в нем Изабель. Он знал, что предстоит принять решение. Которую бы из женщин он ни выбрал, душевной боли не избежать.
На улице Капиталь было множество складов, питейных заведений и домов терпимости, поэтому и пахло тут соответствующе – спиртным. Несмотря на столь позднюю пору, здесь толпилось немало мужчин. Пьяные обнимались и пели, раскачиваясь из стороны в сторону. Двое индейцев, которые только что вышли из кабаре, вдруг завыли, словно волки на луну, и расхохотались, увидев перекошенные лица случайных прохожих. Мунро поздоровался с ними по-алгонкински. Один индеец попытался отвесить вежливый поклон и тут же повалился на землю. Его товарищ, смеясь, стал его поднимать, но в итоге упал сверху.
– Нам сюда! – объявил Мунро, указывая на вход в дом, возле которого почему-то было тихо.
Он постучал два раза и подождал. Дверь открыл карлик с лысой и круглой, как ядро, головой.
– Какая птичка поет ночью?
– Жаворонок! Нас прислал Кормак.
Привратник внимательно рассмотрел обоих, выглянул на улицу и только после этого знаком пригласил войти.
– С каких это пор жаворонки поют по ночам? – шепотом спросил Александер, следуя за кузеном. – И что это за место?
– Мастерская одного мастера по пошиву парусов, который любит хорошую компанию.
– И хорошее виски?
– И виски тоже.
Белозубая улыбка Мунро блеснула в свете фонаря, качавшегося в руке карлика. Заинтригованный Александер посмотрел по сторонам. Вдоль одной стены стояли ящики с парусиной и шкивами, вдоль другой – корзины с рулонами бумаги. На стенах – чертежи парусов. В доме было сумрачно и тихо, но, если прислушаться, за стеной можно было уловить какой-то шепот.
Тонким голоском карлик предложил им войти и, отодвинув нуждавшуюся в штопке занавесь, распахнул перед ними еще одну дверь. По темному узкому коридору они прошли к третьей двери. Карлик стукнул сначала дважды, потом – еще три раза.
