Но еще до того, как профессор заговорил, Эмму поразило, до чего он хорош собой. Об этом Грэйс не упомянула, когда звонила. Он был чуть выше шести футов, с густой седой шевелюрой, и по ровному загару лица каждый мог догадаться, в каком университете он преподавал. Атлетическое тело давало неверное представление о возрасте этого человека, – казалось, он проводит в гимнастическом зале не меньше времени, чем в библиотеке.
Вот Фельдман начал свою речь, и Эмму заворожила его энергия. Через несколько мгновений все, кто был в аудитории, сидели на краешке своего кресла. Студенты принялись записывать каждое его слово, и Эмма пожалела, что не захватила с собой блокнот и ручку.
Профессор говорил не по бумажке и легко переключался с одной темы на другую: роль Уолл-стрит после войны; доллар как новая мировая валюта; нефть, становящаяся ценным ресурсом, которому суждено доминировать вторую половину столетия и, возможно, впоследствии; будущая роль Международного валютного фонда; останется ли Америка «привязана» к золотому стандарту.
Когда лекция подошла к концу, Эмма пожалела лишь о том, что он едва коснулся темы транспорта и вскользь упомянул о том, что аэропланы изменят мировой порядок в плане как бизнеса, так и туризма. Будучи закаленным профессионалом, он напомнил своим слушателям, что написал книгу на эту тему. Эмма решила не дожидаться Рождества, чтобы заполучить ее экземпляр. По ассоциации она поду мала о Гарри – в надежде, что его книжное турне проходит по Америке с таким же успехом.
Купив книгу «Новый мировой порядок», Эмма встала в длинный хвост желающих получить автограф. К моменту, когда подошла ее очередь, она почти дочитала первую главу и подумала: а вдруг профессор захочет уделить ей капельку времени и поделиться своими взглядами на будущее судостроения и морских перевозок Британии?
Эмма положила книгу на стол перед Фельдманом, и он дружески улыбнулся ей:
– Как подписать?
Она решила испытать свой шанс:
– Эмме Баррингтон.
Он повнимательней взглянул на нее:
– Вы, случаем, не приходитесь родственницей покойному сэру Уолтеру Баррингтону?
– Он был моим дедушкой, – с гордостью ответила она.
– Много лет назад я слушал его лекцию о возможной роли морских перевозок в случае вступления Америки в Первую мировую войну. В те годы я был студентом, и он за один час научил меня большему, чем мои наставники – за целый семестр.
– Он и меня многому научил. – Эмма тоже улыбнулась.
– Я тогда хотел расспросить его о стольких вещах, – добавил Фельдман, – но в тот вечер сэр Уолтер торопился на поезд в Вашингтон, и больше я его никогда не видел.
– Я тоже хотела бы вас расспросить о множестве вещей, – повторила его слова Эмма. – Вернее было бы сказать, мне это нужно.
Фельдман глянул на дожидавшуюся очередь:
– Думаю, это займет не более получаса. Мне-то не надо спешить к поезду в Вашингтон, поэтому нам, возможно, удастся побеседовать наедине до моего отъезда. Как по-вашему, мисс Баррингтон?
4
– Как поживает моя любимая Эмма? – спросил Гарольд Гинзбург, едва успев поприветствовать Гарри в клубе «Гарвард».
– Только что говорил с ней по телефону. Вам от нее привет, она расстроена, что не смогла приехать.
– Я тоже. Пожалуйста, передайте ей, что в следующий раз не приму никаких отговорок.
Гинзбург повел своего гостя через обеденный зал, и они заняли места за его обычным столом в углу.
– Надеюсь, вы хорошо устроились в «Пирре», – сказал он, когда официант вручил обоим меню.
– Было бы совсем здорово, знай я, как выключается душ.
Гинзбург рассмеялся:
– Вам, наверное, следовало бы позвать на помощь мисс Редвуд.
– В таком случае, не уверен, что сообразил бы, как выключить ее.
– А, значит, она уже обработала вас лекцией на тему о важности скорейшего включения книги в лист бестселлеров?
– Потрясающая женщина.
– Поэтому я и сделал ее директором. Несмотря на протесты нескольких директоров, которые не желали видеть женщину в составе правления.
– Эмма будет гордиться вами. И могу вас уверить, что мисс Редвуд предупредила меня о последствиях в случае моей неудачи.
– Это в стиле Натали. И помните, только она одна решает, возвращаться вам домой на самолете или на весельной лодке.
Гарри посмеялся бы, будь он уверен, что это шутка.
– Я бы пригласил ее присоединиться к нам за ленчем, – сказал Гинзбург. – Но, как вы уже, наверное, заметили, на территорию клуба «Гарвард» вход женщинам запрещен. Только не говорите Эмме.
– У меня такое чувство, что в этом клубе женщины будут обедать куда раньше, чем хотя бы одна гостья появится в любом джентльменском клубе на Пэлл-Мэлл или Сент-Джеймс.
– Прежде чем мы поговорим о турне, – перешел к делу Гинзбург, – я хочу услышать все о том, что вы и Эмма делали после отъезда из Нью-Йорка. За что вас наградили Серебряной звездой? Получила ли Эмма работу? Как среагировал Себастьян на папу, когда увидел его впервые? И…
– И Эмма настояла на том, чтобы я не возвращался в Англию, не выяснив, что стало с Сефтоном Джелксом.
– Давайте сначала сделаем заказ? Не очень получается думать о Сефтоне Джелксе на пустой желудок.
– Хоть я и не тороплюсь на поезд в Вашингтон, однако сегодня вечером мне все же надо вернуться в Лондон, мисс Баррингтон, – сказал профессор Фельдман, подписав последнюю книгу. – Завтра в десять утра у меня выступление в Лондонской школе экономики, так что могу уделить вам всего лишь несколько минут.
Эмма попыталась скрыть разочарование.
– Правда, если… – сказал Фельдман.
– Если что?
– Если вы захотите составить мне компанию в поездке в Лондон, я смогу быть в вашем полном распоряжении по крайней мере пару часов.
Эмма колебалась.
– Мне надо позвонить.
Двадцать минут спустя она сидела в вагоне первого класса напротив профессора Фельдмана.
– Итак, мисс Баррингтон, – начал он, – является ли по-прежнему ваша семья владельцем пароходства, носящего такое широко известное название?
– Да, моей матери принадлежат двадцать два процента.
– Это должно давать вашей семье достаточный контроль, что самое главное в любой организации, – ибо никто другой не сможет прибрать к рукам более чем двадцать два процента акций.
– Мой брат Джайлз не проявляет большого интереса к делам компании. Он член парламента и даже не появляется на ежегодных собраниях акционеров. Зато их посещаю я, профессор, вот почему мне очень надо поговорить с вами.
– Пожалуйста, зовите меня Сайрусом. Я достиг того возраста, когда не очень хочется слышать от красивой молодой женщины напоминание о своих годах.
