Лиза слушала, широко открыв глаза.
– Она на фабрике?
– Да, агитирует теперь. Ах, какая это девушка!
Огонь… И ничего-таки не боится… «Дайте мне, – говорит, – самое опасное, чего никто не возьмется делать! Пошлите меня хоть в пекло!..» Понимаете? Это ей тоску залить хочется. И ненависти этой в ней столько теперь! На десятерых хватит…
Оттопырив бледные губы, она дула на блюдечко.
– А плохо вам было в тюрьме?
– Как сказать?.. Всего было, и хорошего, и плохого. Вот как родила я в лазарете, очень мне с дитем туго приходилось. Ну, а потом обошлось… Нас в камере человек двадцать сидело. Пять манифестанток, остальные уголовные. И, Боже мой! Что это за свары были спервоначалу-то между нас… Там воровки, убийцы, проститутки… И все они против нас… Вот тут уж мы агитировали всласть! Ха!.. Ха!.. «Дуры вы, – говорим, бывало, – дуры неповитые, за кого стоите? Вас по закону в тюрьму бросили. От нужды вы крали, от нужды на бульвар пошли, от темноты своей убийцами сделались… А почему вы темны да голодны?.. Ну-ка?.. А вот мы за вас всех, обиженных, дурех неповитых, жизнью да свободой жертвуем, в Сибирь идем… А вы чем бы нас поддержать, да ещё ругаетесь? А кто вас скверной болезнью заразил да на улицу собой торговать погнал?» Ну, и так день, другой, неделю… Что ж вы думаете? Все они нам подчинились. Плачут, бывало… Жалкие такие!.. «Ничего, – говорят, – мы не знаем, и научить нас некому. В темноте ходим… И вся-то наша жизнь пропала…»
Лиза протянула свою чашку. Ей не хотелось уходить. Все казалось ей сказкой.
– Вы тоже на фабрике, Фекла Андреевна?
– Нет, где ж? После тюрьмы-то на нашего брата и глядеть-то никто не хочет. Хоть подыхай с голоду!
Я вот белье шью. Муж зарабатывает, тянем кое-как… Иногда от партии получаю помощь. Нечасто… Тяжело уж очень обязываться, хоть бы и своим. Потому что мало денег у нас…
– Вы, значит, придете ко мне за деньгами, Фекла Андреевна?
– Лучше вот вы сами приезжайте к Марье Львовне.
– Кто это – Марья Львовна?
– А вам нешто не говорил Николай Федорыч? Мне он, по крайности, поручает в последнем письме из Нижнего познакомить вас, как нового члена партии, с нашим кружком…
Лиза покраснела.
– Скажите мне её адрес.
– Она живет на * бульваре; у неё вывеска: «Портниха Майская»… Еврейка… По четвертной за фасон берет. Мы у неё по воскресеньям собираемся…
– Неужели она!.. Так она тоже в партии?
Фекла Андреевна засмеялась.
– За Николая Федорыча в гроб лечь готова! Видите ли? У неё сестра есть на высших курсах. А у неё жених – студент. Вот через сестру и знакомство с Николаем Федорычем у Майской состоялось. Там ещё одного товарища встретите. Фельдшерица Бессонова… Обратите внимание. Дорого такой человек стоит!
– И вы часто собираетесь?
– А как же? Дела много… Движение большое пошло по заводам. Нужны работники. Майской квартира чем хороша? В доме жильцов пропасть… Дворнику не уследить, куда идут люди, примерно. Швейцара нет. А и спросит кто Майскую, всем известно, что по делу… Потому портниха. До сих пор никаких подозрениев не было… А квартира на самом что ни на есть виду стоит! – Она опять весело рассмеялась…
Лиза встала очарованная. «Чего я стою перед ними? Как мог он пройти мимо таких и полюбить меня? Какая загадка!..»
– А вы сами здесь в безопасности живете? – спросила она, надевая шляпу перед кривым, засиженным мухами зеркалом.
Глаза хозяйки блеснули.
– Я здесь все равно что в своем царстве! За стеной хозяева, башмачник с женою… Они за меня всякому горло перервут. А ребята у них – работники – в глаза глядят мне. Да и вся улица за меня. Нет! Мне тут не пропасть, разве ночью нагрянут. Конечно, у себя стараюсь ничего не держать… Потому что все-таки я поднадзорная…
На прощание они крепко пожали друг другу руки, и Фекла Андреевна, стоя за калиткой и закрывая глаза от солнца ладонью, следила за Лизой, пока та не скрылась за утлом.
Лиза вернулась ночевать на дачу. Она объяснила дома причину своего исчезновения очень просто: «Устаю смертельно, не хочется ночью возвращаться…» Она сама дивилась спокойствию, овладевшему её душой. Как будто пауза настала в её жизни, и она не жила, а грезила. И грезы её были странно прекрасны… Ей было любопытно смотреть за ужином в осовелое лицо Николая. «Могла ли бы я это выносить, если бы вместо Стёпушки…» Дрожь отвращения пробегала по её телу. «Любовь… Только любовь… Без неё ничего невозможно!»
– Чего ты на меня уставилась? – спросил Николай. Он струхнул, поймав на себе острый взгляд жены.
Она усмехнулась.
– Так… Просто… Могу и не смотреть.
– Подумаешь, вавилоны какие на мне разглядывает!
ещё постом, вернувшись с богомолья, мать имела с ним разговор наедине. Лиза дала ему клятву сойтись с ним и быть ему верной женой. «Образумилась… Слава те Господи!» – сорвалось у него тогда. И он в душе решил непременно избить Лизу, как только она с ним сойдется. «Первым долгом оттаскаю хорошенько за волосья!.. По крайности, уважать будет… Дурь-то эту с неё спущу…» Но время шло, а Лиза не только не выражала ни малейшего интереса к супругу, а прямо-таки игнорировала его. У неё даже тон новый по отношению к нему появился: тон обидного снисхождения, что ехидно заметил даже и Капитон. Николай стал волноваться не на шутку. Нельзя сказать, чтобы Лиза нравилась ему. Она казалась ему жуткой, и желаний в нем не будила. Тем более что он привык к «дебошу», как укоризненно замечал ему Капитон, и давно уже имел регулярную связь с одной хорошенькой мастерицей. Он нанял ей комнату и приезжал туда напиваться. Если б Лиза сошлась с ним, он первый стал бы тяготиться этими отношениями и Фанничку не покинул бы. Но недоступность жены озлобляла его необычайно. «Чертова кукла! – думал он. – Уж постой ужо! Дай до тебя добраться!..»
– А я завтра ночевать не вернусь, – сказала Лиза за ужином, ни к кому особенно не обращаясь. В сущности, это очень устраивало Николая, который обещал Фанничке свезти её на Лосиный остров. Но злоба ослепила его. После ужина он вошел в комнату жены. Она лежала на новой кушетке style moderne
[169]
.
– Зачем тебе в Москву?
– Сам знаешь, что по маменькиным поручениям… А тебе что?
Николай так и запылал весь.
– Что? Что?.. Дурища полосатая!.. Муж я тебе аль нет?
Улыбка скользнула по лицу Лизы.
– Слывешь за такого, – бросила она с нескрываемым презрением.
Николай задохнулся от негодования.
– Транжирка проклятая! Денег что затратила! А?! Скажите пожалуйста! Тут война, неприятности всякие по торговле… А она… Скажите пожалуйста!!
– Деньги мои, – резко перебила Лиза, не глядя на него и не меняя позы. – Хочу – Москву куплю. Хочу – в реку их кину… Ты-то при чем?
