– Тэ… тэ… тэ… – пропел Потапов, покраснел от удовольствия и задергал бородку.
– Ваши, – кинула Майская Потапову с яркой улыбкой. Тот с комической важностью, дурачась, кивнул головой.
– Это был горючий материал, зажечь который ничего не стоило. Я только этим и объясняю свой успех…
– Вот она всегда так! Всегда она в стороне, а все делается само собой, – шепнула Наташе Фекла Андреевна.
В это время раздался звонок. Хозяйка прошла в переднюю.
– Фекла Андреевна здесь? – растерянно спросила Лиза.
– Вы – Лизавета Филипповна? – певуче протянула Майская. – Пожалуйте, пожалуйте!.. Мы вас давно поджидаем…
Выглянувшая Фекла Андреевна радостно пожала руку гостьи.
– Возьмите, – сконфуженно прошептала Лиза, передавая ей толстый пакет.
Майская знакомила Лизу с гостями, и она чувствовала, с каким любопытством глядят на нее.
– Свои, Николай Федорович!.. Идите! – крикнула хозяйка.
Лиза чуть не упала, когда поднялась портьера и из соседней комнаты вышел Потапов. Она надеялась видеть его у себя вечером. Но здесь, сейчас, при всех?!!
Смущение Потапова было тоже так велико, что всё это заметили. И тотчас десятки глаз с новым выражением устремились на Лизу. Они подали друг другу руки, но как во сне, и даже не подняли ресниц. Странная тишина, томительная пауза, как бы удивление перед неожиданно обнаруженной тайной вдруг сменили оживленный говор. Понадобилась вся находчивость Майской, чтоб вернуть прежнее настроение.
– Мы сейчас кончим, Лизавета Филипповна, – мягко сказал Потапов, – будьте добры переждать… Ну, хоть вот тут, рядом… Вы позволите, Марья Львовна? Одну минуту, Лизавета Филипповна… Мы, кажется, кончили, господа? Или нет?
– Да, – раздался звонкий голосок Бессоновой, – я сделаю одно только заявление… И тогда можно кончить…
Майская приподняла портьеру, и обе они с Лизой очутились в её спальне. От гостиной отделял только тяжелый штофный занавес. Но каждое сказанное слово отчетливо долетало туда. Бессонова говорила:
– Ввиду того, что есть уже тревожные признаки… что меня подозревают в пропаганде на заводе, я просила бы присутствующего здесь члена комитета поручить мне работу в другом месте… И возможно скорее… пока я ещё на свободе…
– Где же? – быстро спросил Потапов.
– Я хотела бы перейти в военную организацию… Тем более что прошлый год, живя на даче, я уже агитировала в этой среде… Без полномочий, на собственный страх и риск… Но комитету это известно.
В гостиной настала тишина. Лицо Потапова было задумчиво.
– Браво! – горячим шепотом сорвалось у Майской. – Вы слышали?.. Вы понимаете, на что она идет? Теперь, во время войны? – экспансивно спросила она, склоняясь над Лизой.
– Товарищ, – раздался мягкий голос Потапова. – Я передам вашу просьбу. Уверен, что она будет уважена.
«Такая маленькая, хрупкая, незаметная!..» Жгучая боль волной влилась в сердце Лизы и наполнила его до краев. Казалось, ещё минута, и это сердце не выдержит… её чувство к Тобольцеву, Катя… «братцы», весь уклад их жизни… Эта новая мебель, о которой она столько грезила… До чего всё это показалось ей бледным, диким, далеким!.. Она сильно побледнела.
– Вам дурно? Хотите воды? Снимите шляпу!
– В первый раз в жизни я слышу и вижу таких людей, – глухо сказала Лиза. – Не удивляйтесь, что я… так взволнована.
– О, в нашей партии их много! – убежденно воскликнула хозяйка. – Но, конечно, я не хочу умалять заслуг Бессоновой.
– Она – девушка?
– Нет, замужем. Он был ссыльный. Партия наша очень ценит его. Сейчас он заведует одним книжным складом.
– И дети есть у нее?
– Двое…
Лиза задумалась. Она до сих пор не могла понять психологии этих женщин. Сидеть в тюрьме, не знать, здоровы ли дети, живы ли? Не изменяет ли муж?.. «Другие души, другие!..»
– Пожалуйте чай пить, мы кончили, – сказала Софья Львовна резким горловым голосом, подымая портьеру и с порога любезно улыбаясь Лизе.
Среди разом вспыхнувшей товарищеской беседы Лиза молча делала свои наблюдения… «Наташа похожа на Захарет. Какие огненные глаза!.. А Софья Львовна некрасива. Но зато страшная сила в её лице!.. Кувшиновы очаровательны, особенно она… Оба ещё дети, а видно, что ничего не боятся…» Но от лица Бессоновой она буквально не могла оторвать глаз.
Зейдеман говорил о каких-то суммах, о концерте, прошедшем весной в Историческом музее.
– Мало! – перебила Софья Львовна. – На это не р-разъедешься!
– Я сейчас получила пять тысяч… Вот они! – Фекла Андреевна положила на стол толстый пакет.
Все поняли, но на Лизу не глядели. Потапов опять покраснел.
Лиза встала. У неё голова кружилась от массы впечатлений. Когда она прощалась с Потаповым, он шепнул ей:
– Я увижу вас вечером? – Она безмолвно опустила ресницы.
– Не отпущу вас, пока не стемнеет, – сказала ему Майская, когда Лиза уехала. – Нельзя так рисковать!.. Я и то дивлюсь, как вы сюда добрались?
– Теперь всю ночь светло, – засмеялся Кувшинов. – Плохое дело для вашего брата-нелегального… Хотите, обрею вас?
– Ни за что! – вдруг крикнул Потапов. – Ни за что!
Все расхохотались. Он тоже засмеялся.
– Каково кокетртво! – удивлялась Майская. – Знает, что бородка идет к нему…
Потапов чувствовал, что краснеет. Ему было досадно.
– Неужели вы согласитесь попасться из-за какого-то вздора? – враждебно спросила Софья Львовна, и её «р» так и раскатилось.
– Это дело мое, – угрюмо оборвал Потапов.
Все притихли и смутились. Но Потапов, заметив, что настроение «понизилось», добродушно стал рассказывать за поданным обедом о подробностях своего бегства из ссылки.
– Знаете, как брили меня тогда?.. Топором..
– Ну, полно вам! – расхохотался Зейдеман.
– Ей-Богу, не лгу! Прибежал я в одно село. А там мужичок нам симпатизировал. Многим оказывал услуги, сначала за деньги, а потом и так. «Ну, барин, – говорит, – нечем тебя обрить, окромя как топором. А не брить нельзя, попадешься!» – «Валяй, – говорю, – коли умеешь! Один черт!» Три часа возился со мной… Чуть не заболел от самолюбия, а все-таки сбрил усы и бороду. Только благодаря этому маскараду я и утёк…
– Там-то было безопаснее, чем здесь, – с упреком заметила хозяйка.
– Чему быть, того не миновать!… Я в свою звезду верю, – с удалью сорвалось у Потапова.
– У всех свой Ватер-рлоо когда-нибудь да настанет!
[171]
– зловещё кинула Софья Львовна.
