— А с тобой так договоримся, Бенедикт, — не унимался Дарий. — Советы давать разрешаю, но в разумных пределах. Понял?
— А каковы эти разумные пределы? Какие пределы можно считать разумными? По каким критериям определять, что является разумным, а что…
— Сам соображай, — отрезал командир экипажа и победно выпятил подбородок.
Спиноза ничего не сказал, и это молчание было явно недоуменным…
«Вот так я тебя!» — удовлетворенно подумал Силва.
Прошло минут пять, а то и больше, и Тангейзер, который, судя по его виду, все это время что-то напряженно обдумывал вместо того, чтобы изучать инструкцию, повернул голову к командиру.
— Слушай, Дар… А с чего мы вообще завели разговор про парикмахеров? При чем тут парикмахеры?
Силва крякнул и произнес в пространство:
— Без комментариев…
А Спиноза, конечно же, без комментариев не обошелся, разразившись очередными рифмованными строками:
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам,
Красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, —
Иначе волк их может скушать…
— И что? — с недоумением спросил Тангейзер. — Зачем ты еще и детишек с волками приплел? Тебе парикмахеров мало?
— Это концовка древней сказки «Красная Шапочка», — пояснил бронеход. — Ее мораль.
— Ну, знаю такую сказку, — Тангейзер продолжал хлопать глазами. — Мама в детстве рассказывала. Там вроде никаких парикмахеров не было…
— Человек сочиняет сказку. Вернее, пересказывает старую легенду. И в конце говорит, что именно хотел этой историей сказать. А потом эту мораль из сказки изъяли. Решили, что она не нужна. Народу сама история была интересна.
— Ну?
— Гну! — незамедлительно срифмовал Спиноза. — Неважно, зачем мы говорили о парикмахере. Главное — история интересная.
Силва громко фыркнул, но промолчал, сочтя за лучшее просто смотреть на экран. А Диони подумал-подумал, покрутил головой и уткнулся в инструкцию, пробормотав:
— Почитаю-ка… Может, вычитаю, как с тобой бороться.
— Со мной бороться — напрасный труд, — заметила удивительная боевая машина. — А коль решишься — тебе капут!
Тангейзер вжал голову в плечи и с самым что ни на есть сосредоточенным видом принялся читать инструкцию. Дарий бросил на него косой взгляд, усмехнулся и вновь перевел глаза на экран.
И не зря.
— Стой, Бенедикт! — почти тут же сдавленным голосом сказал он. — Ты видишь?
— Что там? — подпрыгнул в кресле Диони, опять уронив на пол многострадальную инструкцию.
— Следы гусениц, — сбрасывая скорость, произнес танк. — Здесь прошли братья мои меньшие…
Да, глубокие отпечатки траков, куски вывороченной земли и вырванная с корнем трава говорили о том, что пересекающимся курсом по этим землям когда-то проследовали боевые машины. Туман совсем рассеялся, и следы были отчетливо видны.
— Все правильно, — сказал Дарий. — Они заходили не с юга, как мы, а с запада. Да, Тан, так же нам говорили?
— Точно, — подтвердил Тангейзер.
Силва выпрямился в кресле.
— Принимаю решение: мы пойдем по их следам! Но с предельной осторожностью!
Диони опасливо хмыкнул.
— Они тоже, небось, с предельной осторожностью… И где они теперь?
— Судя по следам, они не боевым порядком шли, а стадом, — сказал Силва. — А мы стадом не пойдем. Правильно, Бенедикт?
— И хотел бы, да не получится, — отозвался танк. — Даже если последует такой приказ. Ну, разве что, если распилю себя на куски.
— Пилить не надо. Давай, потихоньку, и все свои рецепторы задействуй!
— Слушаюсь, Дар!
Это были последние слова, прозвучавшие в башне. Далее, в течение чуть ли не трех часов, там царило напряженное молчание. И сам танк, и его экипаж пребывали в состоянии постоянной готовности к любым неожиданностям, которые вряд ли могли бы оказаться приятными.
Следы все вели и вели на восток, кое-где виднелись в траве пустые банки из-под тушенки и смятые одноразовые стаканчики, и теперь не оставалось сомнения в том, что здесь прошла танковая группировка именно Межзвездного Союза, а не каких-то чужеродцев. Такие же предметы присутствовали в любых местах, где проходили танки Союза. Они, эти предметы, придавали особую прелесть пейзажу. Да и поваленные деревья были отличительной чертой таких походов — зачем объезжать, когда можно напрямик?
И только когда впереди показалась очередная превращенная в дрова рощица, командир прервал молчание.
— «Трицер»! — выдохнул он, показывая на экран.
Там и вправду виднелась обрамленная сухими ветками широченная корма танка «Трицератопс».
Глава 7. С миру по нитке
Мамы разные нужны,
Мамы разные важны.
Из стихотворения Темных веков.
Коньяк казался капитану Линсу Макнери горьким, и такими же горькими были его мысли. Обломки разбитых надежд кружили в пропитанном парами солнечного напитка мозгу и больно кололи в виски. Все построения этого окружного следователя Бумберга-Хренберга рухнули, словно какое-нибудь старое корыто при аварийной посадке. Никого и ничего в посадочных лапах «Пузатика» не оказалось. Разве что валялась в углу одинокая пустая бутылка с отбитым горлышком и полусодранной этикеткой, на которой читались только остатки названия: «…мат…адов». Ее извлекли оттуда техники динтинского космопорта, спускавшиеся во все посадочные опоры по указанию этого Хренберга. Который, кстати, от расстройства был не то что белым, а зеленым с красными пятнами. Бутылку эту он чуть не испепелил взглядом, крутя в руках, потом уложил в прозрачный пакет и стал задавать вопросы техникам. На предмет того, что это за средство, и с какой целью его могли использовать внутри посадочной опоры. Следователь, кажется, был готов принять версию о том, что Обер с Эннабел распили эту бутылку и превратились в невидимок. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у Макнери, который не отходил от сыщика. Версия приказала долго жить, толком не успев родиться, когда пожилой портовый техник, обладающий, видимо, неплохим кругозором, пояснил, что скрывается за обрывками слов на этикетке. «Инфернальная ругань» на деле оказалась вполне симпатичным названием: «Аромат садов». Как поведал многомудрый работник космодрома, этот алкогольный плодово-ягодный напиток производился на Растардане в системе Стригуса, и был хорош своей дешевизной и сравнительно легким воздействием на мозги, что позволяло употреблять его в процессе работы. Указал знаток и на недостатки «Аромата». А точнее, на один-единственный: именно на «аромат». Запах у вина был, мягко говоря, не очень, и пространство внутри посадочной опоры казалось как раз таким местом, где его и можно употреблять, не рискуя нарваться на чье-либо недовольство. Эрудированный специалист даже вызвался предположить, в каком порту это распитие состоялось, но еще более погрустневший следователь не проявил интереса к такой информации. Сунув пакет с бутылкой под мышку, он повернулся к Макнери и «обрадовал» капитана: дальнолет будет задержан в порту, все пассажиры и команда, за исключением дежурных, должны покинуть его, и полицейская бригада вновь прочешет корабль с ног до головы. Да, он так и сказал, этот сухопутник: «с ног до головы»! Впрочем, Макнери даже не отреагировал на это саркастической ухмылкой — он представил себе физиономии боссов, когда они узнают о столь неслыханной задержке, те слова, которыми они помянут не только полицию, но и его, Линса Макнери, и с еще большим унынием задумался о своем будущем.
