– Так ведь не проигрыш же, – хмыкнул Арамис. – Просто – «без выигрыша». Дурят, ох дурят нашего брата!
– Просьба покинуть зал, – раскатился над амфитеатром бесстрастный голос. – Желающие вновь поучаствовать в битве могут приобрести билеты в кассах. При повторном участии предоставляется скидка.
– Ну уж нет, – проворчал беловодец. – Совсем уж конченых болванов поищите. Хотя я чуть этого Арджуну не завалил…
Крис поднялся, рукавом куртки вытер потный лоб.
– А я наоборот.
Арамис тоже встал, повел плечами.
– Что значит: «наоборот»?
– Не успел Карну прикончить. Так вот почему местное солнце Карной назвали…
– Нет, просто совпадение, – отрицательно качнул головой Арамис. – Переименовывали строго по Древнему Риму, только Солнце не трогали. Карна – это богиня какая-то римская. Вот нам бы на базу такую игрушку… И в кабаки бегать перестали бы.
– Ох, сомневаюсь, – не согласился Крис. – Хотя я бы точно не ходил. Во всяком случае, долго бы не ходил.
– Пьянство – мать всех пороков, – назидательно изрек Арамис.
– Тоже мне учитель! – фыркнул Габлер. – Давно так поумнел?
– С вами поумнеешь, как же! Последние мозги пропьешь…
Они в толпе таких же неудачников вышли в коридор, потом в просторный вестибюль. И обнаружили, что довольно много людей устремилось к кассам, возле которых по-прежнему нетерпеливо колыхались очереди. А вот к окошку выдачи выигрышей не спешил никто.
– Невероятно, но мне опять есть охота, – сказал Арамис. – Словно сутки без пайка.
Габлер прислушался к себе и понял, что тоже очень не прочь перекусить, причем как можно быстрее.
«Интересное заведение, – усмехнулся он. – Знают, чем взять».
Арамис словно подслушал его мысли.
– А вот если бы это было участие в строительстве какой-нибудь Вавилонской башни, такой толпой бы не повалили, – заметил он. – Или даже Олимпийские Игры. На кровь же денег не жалко. Вот она каково, естество звериное наше…
– Да уж, – поддакнул Крис.
И подумал:
«Если чужаки к нам прорвутся, драка будет похлеще этой, на Курукшетре. А может, и не драка будет, а просто резня. Причем не мы их, а они нас… У них ведь, надо думать, кое-что поубойней луков и топоров имеется».
Утолять внезапный голод они устремились в расположенное наискосок от гейм-холла заведение с многообещающим, хотя и непонятным названием «Дары Арьяварты». Никто из многочисленных прохожих вроде бы специально на них не смотрел. В отличие от минувшей ночи, народ не прохлаждался, а, кажется, действительно шел по делам.
Правда, у входа в «Дары» сгрудились человек двадцать с лишним. Судя по внешности, приезжие. Габлер и Арамис начали было протискиваться через это очередное сборище, но, заинтересовавшись, остановились. Смуглый человек, завернутый во что-то наподобие белой простыни, раскрутил в руке смотанную веревку и запустил ее одним концом в небо. Веревка взлетела и повисла вертикально, словно зацепилась в воздухе за что-то невидимое. Смугляк выпустил из пальцев другой конец веревки, и тот застыл в десятке сантиметров над тротуаром. Мужчина повернулся к такому же смуглому мальчику, сидящему на корточках у стены. Мальчику было лет десять-одиннадцать, и вся его одежда состояла из вполне доисторической набедренной повязки, белой, как легкий снег, продолжающий почему-то падать с безоблачного солнечного неба. Мужчина молча кивнул, и мальчик встал и подошел к неподвижной веревке. Заученно обхватил ее руками и ногами и принялся ловко карабкаться, возносясь над задирающимися вслед головами зрителей, словно это была не гибкая тонкая веревка, а шест. При полном молчании раскрывших рты присутствующих он быстро добрался до верхнего конца веревки, оказавшись на высоте восьмого этажа здания, в котором размещалось кафе «Дары Арьяварты». Но это было отнюдь не все. Не сбавляя темпа, мальчуган полез еще выше, прямо по воздуху, по-прежнему перебирая руками и помогая себе ногами, словно веревка-шест возносилась и туда, только невидимая. А где-то на уровне двенадцатого этажа парнишка просто исчез. Сначала пропали поднятые руки, потом голова, туловище, и последними – босые ноги. У Габлера создалось такое впечатление, что мальчик забрался в трюм зависшего над улицей невидимого штурмера. И веревка тут же упала на тротуар.
Зрители еще немного поглазели в пустые небеса со слепящим диском Карны, а потом все взоры обратились к невозмутимому демонстратору.
– Э, кио, парня-то верни, – неуверенно произнес кто-то.
Смугляк поднял веревку, неторопливо смотал и изрек неожиданно густым звучным голосом:
– А это от вас зависит, мистеры. По пять сестерциев с носа, наличными, и Радж материализуется. – Он кивнул на банкомат в простенке кафе.
Кое-кто тут же плюнул и пошел прочь, правда, недалеко, до ближайшего угла, откуда можно было наблюдать за происходящим. Однако основная масса, согласившись с тем, что за зрелище надо платить, потянулась к банкомату.
– Опять надурили, – сказал Габлер и двинулся туда же.
– Есть-то всем хочется, – заметил Арамис, следуя за ним.
Сноровисто спрятав полученные банкноты куда-то в складки одеяния, демонстратор приставил рупором ладони ко рту, поднял голову и зычно воззвал, пугая прохожих:
– О великие боги, верните Раджу тело! Аюрведа-Камасутра-Джавахарлалнеру-Вахидарехман-Сатья-Саи-Баба-Чандрагупта! К вашей милости взываю!
Расставшиеся со своими сестерциями вновь принялись недоверчиво пялиться в воздух. Кое-кто из них посмеивался.
– Свершилось! Благодарю вас, о великие боги! – торжественно прогудел кудесник.
В вышине было по-прежнему пусто. Зрители стали поворачиваться к демонстратору, проследили, куда он смотрит, и увидели, что босоногий мальчонка как ни в чем не бывало топает по тротуару, приближаясь к кафе. Где он был и откуда появился? Разумеется, эту тайну ни он, ни демонстратор не открыли бы даже на допросе в полиции, и это было их право.
– Занятно, – подытожил Арамис и направился к двери кафе.
– И сравнительно дешево, – добавил Габлер. – Я бы за такие фокусы побольше брал… если это фокусы.
Арамис на ходу обернулся:
– Какие фокусы? Обычное волшебство.
– Ага, конечно, – усмехнулся Крис.
И подумал о беллизонках – потомках земных атлантов, получивших, как ему говорила Анизателла, от этих атлантов совершенно уникальные знания.
Возможно, этот смугляк тоже владел какими-то неведомыми доисторическими премудростями.
На стене у двери кафе висела привычная доска с очередным изречением. Только имя, начертанное под ним, было каким-то не римским и ранее не попадалось на глаза на других досках, растыканных по всей Империи: Лал-дэд. Да и не просто изречение это было, а стихи:
