Он хотел протереть глаза, но понял, что не может, и дело тут было вовсе не в том, что руки его не слушаются. Руки-то и хотели бы послушаться, но толку от них было мало. Как и от ног. Он, в свитере, джинсах и ботинках, лежал на левом боку, на собственном ложе, повернувшись лицом к каюте. В весьма неудобной позе, потому что руки его находились за спиной и были, вероятно, перетянуты такой же липкой лентой, как и ноги. Кресло было выдвинуто на середину каюты, и в нем, положив ногу на ногу, сидел Годзилла. Его нэп стоял на полу рядом с креслом. Темнокожий верзила похлопывал себя по колену поблескивающим прямоугольником инки. Если принять во внимание его определение «носяра лавлийский», которое, несомненно, относилось к носатому уроженцу планеты Лавли Гамлету Мхитаряну, то не составляло особого труда догадаться, что инка извлечена из кармана новенькой, цвета морской волны куртки этого самого Мхитаряна. Потерявшего всякую бдительность и вляпавшегося по самые… по самое… по самую… Граната даже не мог подобрать слова для точного определения своего теперешнего положения. Опять же, не нужно было иметь уникальные мозги, чтобы понять: Юрий Гальс присутствовал в холле или где-то рядом, слышал, что болтал пьяный придурок Гамлет – именно так сейчас, в припадке самобичевания, охарактеризовал себя Мхитарян, – и песенку залихватскую тоже слышал… И все понял. Ну, а если сомневался, то инка означенного пьяного придурка Гамлета развеяла остатки сомнений. Пошел следом, нажал на нужную точку – и вот он, беспомощный лавлийский носяра, лежит, как последняя хошка, и можно делать с ним все что угодно…
Все эти мысли, копошащиеся в одурманенной голове Гранаты, никоим образом не добавляли ему оптимизма, но приходилось мириться с тем, что есть. Даже будь руки и ноги у него свободны, с Годзиллой ему не справиться, применяй хоть две экстры. Юрий Гальс ему не по зубам – это было не раз проверено в разных спаррингах за время совместной службы.
– Ты не молчи, не молчи, – почти ласково сказал Годзилла. – Ты лучше скажи, зачем ты этот вернисаж устроил.
– Не вернисаж, а маскарад, – угрюмо поправил сослуживца Граната.
– Да хоть и марш-парад, – махнул рукой Годзилла. – Так зачем ты эту хренотень устроил, носяра?
– На свою блямбу черную посмотри, – огрызнулся Мхитарян. – Ты географию хорошо знаешь? Не заблудишься, если я тебя пошлю по известному адресу?
– Но-но! – нахмурился Годзилла. – Не груби дяде, а то дядя может рассердиться.
Граната не сдержался и фыркнул:
– А представляешь, сколько там народа уже? Не протолкнуться!
– Кончай выдрыгиваться. – Годзилла швырнул ин-кард на стол. – Шуточки шуточками, а дело очень серьезное, мистер Мхитарян. И если ты мне все не расскажешь, придется сделать тебе больно.
– И сердце не дрогнет? – насмешливо спросил Граната.
Точнее, это голос его прозвучал насмешливо, а внутри у лавлийца все напряглось. Если Годзилла пытался убить Криса, что ему помешает убить и его, Гамлета Мхитаряна? Придушит и оставит тут, в каюте. Высадится на Амазонии и смоется. И даже если убийцу потом и поймают, ему, Гамлету Мхитаряну, будет от этого не легче. Точнее, уже никак не будет.
– Сердце у меня не дрогнет… – пробормотал Годзилла с таким видом, словно обдумывал что-то очень важное, и потер лоб. – Значит, уцелел Гладик… Не знаю, как, но уцелел… Выходит, не поднялась рука у…
Он не договорил и посмотрел на притихшего Гранату. Опять с силой потер лоб, расстегнул ворот темно-синего комбинезона, будто ему вдруг стало очень душно. И сказал убежденно:
– Это он тебя послал, носяра.
И вот тут-то Граната даже насамогоненными своими мозгами, стремящимися не думать, а спать, отчетливо понял: Юрий Гальс убивать его не будет. Ничего не даст Юрию Гальсу убийство сослуживца. Поскольку есть еще живой и здоровый Крис Габлер, который знает о преступной деятельности Годзиллы и до которого дотянуться отсюда, с галеры, невозможно – ни придушить, ни утопить…
Граната молчал, злорадно и торжествующе, и взгляд его, вероятно, был достаточно выразительным, потому что Гальс с досадой плюнул на пол.
– Ай-яй-яй, – укоризненно сказал Мхитарян. – Как некультурно.
– Замолкни, – мрачно посоветовал уроженец Минохи и принялся сосредоточенно грызть ноготь.
Без своего обычного хохота он казался совсем другим, словно его подменили.
– То «не молчи», то «замолкни», – сказал в потолок Граната. – Ты уж как-то определись.
Годзилла никак не отреагировал на это замечание и продолжал грызть ноготь. С умственной деятельностью у Гранаты были затруднения – все-таки последняя порция горячительного, как обычно, оказалась лишней, – однако он полагал, что знает примерный ход мыслей темнокожего файтера.
«Каким-то образом Крис Габлер умудрился остаться в живых, – так, должно быть, рассуждал Годзилла. – И проследил, куда я направляюсь. А чтобы не светиться самому, повесил мне на хвост Мхитаряна. А зачем? Почему Габлер сразу не сдал меня твинсам? Да потому что сам захотел поиграть и наварить на этом. Значит, твинсы ничего не знают, и значит – есть шанс».
– Да, Юрик, твинсы ничего не знают, – сказал Граната. – Пока не знают. И поскольку я обделался по полной программе, тебе, возможно, удастся передать свою штукенцию кому надо. И для этого и убивать меня не нужно, – поспешно добавил он. – Запер в ванной после посадки, и все дела. Но тебе-то это все равно не поможет, тебя же все равно возьмут, рано или поздно. Куда ты из Вилки-то денешься? На кой хрен ты вообще связался с этими сепаратистами? И когда успел-то, Юрик? Что, деников обещали немерено? И что ты с этими дениками делать будешь за решеткой? На кой они тебе там? А впаяют тебе, думаю, немало. И против кого, Юрик, эту военную разработку намечали использовать? Да против тебя же, чудак! Тебе что, мирная жизнь надоела? Ощущений колючих захотелось? Так ушел бы из Стафла и занимался себе экстримом. У тебя, Юрик, только один нормальный выход – прямо сейчас, отсюда, связываться с твинсами, колоться и сразу в порту им сдаваться. Это тебе в большой зачет пойдет, Юрик, в очень боль… Ты чего?
Разливавшийся соловьем Граната только сейчас заметил, что Годзилла уже давно не грызет ногти, а, всем телом подавшись вперед, вовсю пялится на него. Так, что его глаза, и без того навыкат, чуть не падают на пол.
– Ты чего? – с опаской повторил Мхитарян.
– Это тебе кто сказал про сепаратистов? – спросил минохианец. – Гладик?
– Гладик, – не стал отпираться Граната. – А что тут такого? Я как-то, недавно, уж и не помню где, смотрел тивишник… Так там этих сепаратистов ругали в хвост и в гриву. Ну неужели непонятно, что задавят их, не дадут подняться? Стафл и будет давить, вместе с твинсами. Они что, против Стафла выстоят? Замучаются выстаивать. А ты к ним качнулся. Мозги-то проветри, Годзик.
– Дурень ты, носяра, – сказал Годзилла и наконец-то привычно хохотнул, блеснув зубами. – Какие, на хрен, сепаратисты? Ты думаешь, я каким-то придуркам мог продаться? Да я их, если что, первым давить буду, пусть только рыпнутся! Я тебе что, Иуда какой-то или как? Никаких военных разработок! Тут, – он ткнул носком бегунца в нэп, – совсем другое лежит. И сепаратисты тут совершенно ни при чем.
