Когда мы вернулись в номер, я уложил Вайолет на постель и бережно укутал покрывалом. Едва голова девушки коснулась шелка подушки, ее глаза закрылись, и через мгновение Вайолет уже спала крепким сном.
Мне же удалось заснуть далеко не сразу. Жизнь на лондонских улицах продолжалась, и я слышал ее звучание. Каждый раз, стоило мне закрыть глаза, мне казалось, что до меня доносится хохот Дамона, и звук этот проникает в самую глубину моего сознания.
9
Всю мою жизнь я ощущаю себя не просто Стефаном Сальваторе, а братом. Братом Дамона.
Мысль эта невольно пришла мне в голову, когда однажды в ночной тиши я шатался по лесу в поисках дичи. Неважно, знает ли кто о нас с Дамоном, рассказываю ли я кому-нибудь о нем или нет; все это неважно, потому что наши братские отношения — это часть меня. И я ни на миг не способен о ней забыть.
Конечно, пока я рос, со мной рядом были родители. Но это были люди старшего поколения и довольно деспотичные. И днем и ночью я постоянно находился в их власти. А вот Дамон всегда оставался на моей стороне. Вместе с ним я открывал этот мир, против него я бунтовал, по нему я время от времени невообразимо тосковал, его мне по-настоящему не хватало.
И в то же время сам Дамон не всегда понимал, что у него есть брат. Бывали времена, когда, по праву старшего, он вел себя так, словно никого, кроме него, во всем мире не существует. У него никогда не возникало ощущения, что его можно с кем-то сравнивать. Он никогда не знал, что такое пытаться увидеть собственное солнце, постоянно находясь в тени другого.
Подозреваю, что ничего подобного ему даже в голову никогда не приходило. Дамон всегда был старшим братом, всегда именно он показывал мне, как устроен этот мир. Это он уговаривал меня сесть на лошадь, когда я боялся ездить верхом, это он заставлял меня поцеловать девушку, когда я опасался, что она не ответит мне взаимностью. Широко открытыми глазами я следил за тем, как мой брат завоевывает мир.
И даже сейчас я был не в силах освободиться от его власти. Я не мог перестать быть младшим братом, который всегда одновременно и боится, и восхищается необыкновенным источником жизненной силы, каковым являлся Дамон Сальваторе.
— Как я выгляжу? — В комнату, шелестя кринолином, гордо вплыла Вайолет в светло-голубом платье.
— Очаровательно!
Я сел на постели и потянулся. Неужели я проспал так долго? Уже давно рассвело, а ведь я привык просыпаться с первыми лучами солнца. Но в этот раз, несмотря на мои печальные мысли, удобная постель и мягкий диван сделали свое дело. Сон мой был долгим и глубоким, без всяких сновидений.
Интересно, подумалось мне, что сейчас происходит в Эббот-Мэнор? Кто ухаживает за цыплятами и скотиной? Я представил, как Оливер то и дело выглядывает из окна, дожидаясь, когда я вернусь и возьму его на охоту. Этот мир, казалось, остался где-то далеко позади.
— Как думаешь, во сколько нам нужно выходить? — поинтересовалась Вайолет.
— Куда? — Я притворился, что ничего не понимаю. Я так надеялся, что приглашение Дамона на пикник стерлось у Вайолет из памяти под влиянием огромной дозы шампанского, которое она вчера выпила!
— Как «куда»?! Да на пикник! Нас же пригласил твой друг. Ведь мы туда идем? — Это было похоже скорее на утверждение, чем на вопрос. — Кажется, там будет здорово! Да и Шарлотта сказала, что там появится ее продюсер. Тот, который вчера не смог прийти. Возможно, он и есть тот человек, с которым встречалась Кора. — Маленькие ручки Вайолет старательно разглаживали несуществующие складки на платье.
Похоже, она твердо настроилась стать такой, как Шарлотта, — женщиной, которую вечно окружает толпа мужчин, готовых в любую минуту исполнять ее капризы и осыпать комплиментами. Казалось бы, эти попытки Вайолет прихорашиваться и красоваться должны были раздражать меня, но она делала это с таким искренним энтузиазмом (будто ребенок, играющий в «маскарад»!), широко открытые глаза ее так сверкали, что она была просто очаровательна.
— Ты уверен, что я правильно одета? Мне бы не хотелось, чтобы они решили, что я какая-то замарашка из трущоб. В конце концов, я ведь сказала им, что я актриса из Америки. Из Кал-лее-фор-нии, — старательно проговорила Вайолет, делая ударение на втором слоге.
— Калифорнии, — поправил я и добавил: — А твой акцент звучит потрясающе.
Это было действительно забавно. Чем больше мы с Вайолет общались, тем сильнее перенимали произношение друг друга. Она уже почти сносно говорила «по-американски», а я довольно забавно объяснялся с легким ирландским акцентом.
Вайолет кивнула.
— Как тебе показался Дамон после разлуки? Он называет тебя братом. Что, в Америке так принято друг к другу обращаться? — Она слегка нахмурилась.
Я понимал, что, если я отвечу «да», она возьмет это на заметку и обязательно использует в речи. Кстати, вчера, пока я частью вел, частью нес ее вверх по лестнице, Вайолет уже задавала мне этот вопрос. Но тогда я не ответил.
— Нет, большинство людей не использует такое обращение, если они не братья по крови. Но Дамон почему-то всегда так звал меня, сколько я себя помню. На самом деле, это все долгая и довольно скучная история, — солгал я. — Мы с Дамоном знакомы всю жизнь, прошли и через хорошее, и через плохое. Я знаю, он умеет очаровывать, но, прошу тебя, не позволяй ему одурачить себя. Иногда он не тот, кем кажется, — добавил я как будто нечаянно, словно намекая на какую-то постыдную тайну — страсть к спиртному или дурные гены, например. Единственное, на что я надеялся, что Вайолет все-таки серьезно отнесется к моему предупреждению.
— Я в этом уверена, — согласилась Вайолет, последний раз окинув взглядом свое отражение в зеркале. — Похоже, он из тех мужчин, которые так нравятся всем женщинам. Но будь спокоен — я не такая, как все.
— Ты ведь говоришь это не только для того, чтобы я успокоился и согласился пойти с тобой на пикник к Дамону? — Я попытался восстановить игривый, чуть насмешливый тон нашей вчерашней беседы. Но все было тщетно. Что-то изменилось.
— Мне просто кажется, что там будет весело, — проговорила Вайолет, кусая губы.
— Ты права. — Наконец я принял решение. Нравится мне это или нет, но Дамон был здесь, в Лондоне. И до тех пор, пока я не удостоверюсь, что в городе нет снедаемого жаждой мести Клауса, я не смогу выкинуть брата из головы.
— О, благодарю тебя… брат! — воскликнула Вайолет и чмокнула меня в щеку.
— Ну ладно, — пробормотал я. В конце концов, мы всего лишь идем на пикник. Встречаемся средь бела дня. У Вайолет с собой вербена, вон, цепочка посверкивает на шее. Что страшного может с нами произойти?
* * *
Спустя час мы с Вайолет брели по аккуратно подстриженным лужайкам Риджент-парка. На руке у меня висела свернутая простыня, которую я захватил из нашего номера в качестве импровизированного коврика для пикника. В животе снова бурчало от голода. Вайолет с улыбкой поглядывала на меня, и я подумал, вдруг она тоже слышит эти звуки. И сразу закашлялся для маскировки.
